Шрифт:
Закладка:
Отдавать свои богатства, пусть даже нажитые неправедным путем, ей тоже почему-то не хотелось. А главное она не представляла, как и кем она может трудиться на благо общества. И все же, она продолжала посещать занятия кружка, стараясь найти рациональное зерно в новом переустройстве мира. А то, что это зерно есть, она не сомневалась. Слишком разительно отличалась жизнь господ и рабочего сословия. Можно ли их уравнять в материальных благах, сказать трудно, а вот уравнять в правах социальных можно и нужно. Кстати, это уже сделано. Матросы перестали отдавать честь офицерам, все реже на улицах можно было слышать: «ваше благородие», «ваше сиятельство» и т. д.
Естественно, мужским вниманием Ника была не обделена. Ее начал обхаживать молодой парень, Василий Дятлов, или просто Василий, как он просил себя называть, роста он был среднего, телосложения крепкого. А поскольку он уже год состоял в партийной ячейке социал-демократов уже год, и считал себя опытным пропагандистом революционных идей, то взял шефство над молодым неопытным товарищем Никандрой.
— Имя у тебя странное, — сказал он при знакомстве.
— Таким родители наградили, — ответила она, — можешь звать Никой.
Василий старался просветить ее в области всеобщей свободы равенства и братства всех людей на земле. Спустя непродолжительное время он плавно перевел рассуждения о свободе и равенстве к взаимоотношениям мужчины и женщины, где объяснял, что революция освободила женщин от векового рабства и сделала их свободными во всех смыслах. Рассуждения он вел, провожая Нику до дома, и в одном из темных закоулков прижал ее к стене и запустил руку под юбку. Ника пресекла эту вольность решительно, но без фанатизма. Пока Василий в полусогнутом состоянии приходил в себя, она пыталась объяснить ему, в чем он не прав.
— Вася, у меня под юбкой нет революции, а то, что там есть, называется по-другому.
Отдышавшись и оставив физические поползновения, Вася перешел к словесным убеждениям.
— Да пойми ты, чудо неразумное, революция освободила женщин от буржуазной морали. Нет ничего зазорного в свободных взаимоотношениях мужчины и женщины. Все должно быть просто и естественно.
— Ты, Василий, по молодости лет, наверное, не знаешь, что в результате может появиться младенец, которого придется растить и воспитывать…
— В современном мире на этот счет имеются средства. И нет смысла ограничивать свои желания.
— В этой подворотне никаких средств нет, да и желания у меня тоже нет. Кстати, Вася, у нас в ячейке есть девушка, на сносях. Катерина ее зовут. Не ты ли объяснял ей о буржуазной морали, свободе и равенстве?
— Нет, это Колька… Да она сама дура… Он же предлагал ее к акушеру отвести, даже деньги нашел…
— Хорошо бы этого Кольку к ветеринару отвести. Я бы тоже денег не пожалела…
— Злая ты, — вздохнул Василий. — Злая, но красивая, — снова вздохнул он. — Я бы женился на тебе, да время сейчас не подходящее.
— Нет, Василий, не злая. Я обыкновенная. А ты еще встретишь девушку, которую будешь любить не как животное в подворотне впопыхах, а как человек.
Дальше, до дома Ники, они шли молча, Вася плелся хмурый и поникший. На следующих встречах ячейки поведение Василия значительно изменилось, он перестал вещать о свободном взаимоотношении полов, а в его взглядах ни Нику появилась какая-то собачья преданность. Он по-прежнему провожал Нику домой, пресекая любые попытки своих товарищей отнять у него эту почетную миссию, но более не старался сблизиться.
В декабре семнадцатого года информация из местных газет ясно дала понять Нике, что больше у нее нет никаких земельных угодий, и от банковских счетов она тоже избавлена. Оставался, правда, тайник в усадьбе, о котором кроме нее никто не знал. Только сейчас его лучше не трогать. Страну захлестнула инфляция.
Лейтенант Горюнов, за последний год успел подзабыть Нику, чему способствовали события, происходившие на его корабле. Встретив случайно Веру, он узнал, что Ника вступила в какую-то политическую организацию и все время проводит там. Сам он никакую политическую пропаганду не терпел и мечтал о возвращении монархии. Быстро остыв к своей бывшей пассии, он переключился не ее подругу, а узнав от Левитиных их приключения на Балтике, просто воспылал страстью. Он начал встречаться с Верой и ввел ее в круг своего общения.
Вера была принята в среду морских офицеров, сначала как подруга Горюнова, затем, после участия в стрелковых соревнованиях, заслужила всеобщее уважение. Однако, попытки лейтенанта сблизится с ней, натыкались на невидимую преграду. Стоила Семену взять ее за руку и приблизиться чуть ближе, чем позволяли приличия, как в глазах Веры вспыхивал ужас, тело ее напрягалось, и она буквально отскакивала от лейтенанта. Затем она успокаивалась и даже просила прощения у Семена, за то, что напугала его. Горюнов, безмерно удивленный, впредь старался держаться в рамках. А вечером Вера призналась Нике:
— Я просто в ужасе. Мне нравится Семен, но стоит ему приблизиться ко мне, как вдруг у меня перед глазами возникает Карабас — волосатое чудовище. На меня нападает страх. Просто дикий ужас. Ведь я не боялась его, когда была с ним, я даже жалела его… А сейчас просто не понимаю, что со мной происходит. Главное, я знаю, что он жив, здоров и может найти меня. Иногда я даже жалею, что не убила его тогда… Может вернуться и грохнуть его?..
— Даже не знаю, что тебе предложить, подруга. Возвращаться на остров из-за твоих видений, как-то не хочется. Ты лучше расскажи все Семену, вдвоем и решите вопрос. Правда, она только на пользу, если у вас все серьезно. Тем более, что рано или поздно наши приключения все равно вылезут наружу, — сказала Ника.
— Пожалуй ты права. Я так и сделаю.
При следующей встрече Вера рассказала свои приключения Семену, хоть они и не красили ее. Семен выслушал ее рассказ молча, и весь вечер был задумчив. Он, конечно, сказал, что ее вины нет ни в чем, и она чиста как ангел, но попыток сблизиться больше не предпринимал, просто сопровождал ее на офицерские вечеринки, как
