Шрифт:
Закладка:
— Совершенно верно. — Утес достал из кармана пиджака «Сникерс». — Это отняло у меня много времени, а труднее всего оказалось найти фотографии достаточно хорошего качества, чтобы их можно было сравнить с фотороботом.
Он открыл шоколадку и откусил кусок.
— Через несколько часов носы, глаза и подбородки мелькали у меня перед глазами, как только я закрывал их. Кстати, хочешь? — Он протянул Ирен надкусанный батончик.
— Нет, спасибо.
— Точно?
Лилья кивнула.
— Как знаешь. — Он запихнул в рот остатки батончика. — Так или иначе, я наконец нашел его, и в довершение всего, он оказался владельцем старого, но отлично сохранившегося «Рено» 16. Помнишь такие тачки? У меня самого в восьмидесятых был такой же. Он был зеленого цвета и до сих пор остается одним из лучших автомобилей, которые у меня были. Ну ты помнишь, двигатель располагался под капотом продольно, и вдобавок каждое колесо имело отдельную подвеску, таким образом управление движением автомобиля становилось просто потрясным: не надо притормаживать на поворотах или думать о том, что дорога…
— Отлично, есть ли у нас еще что-нибудь на него? — перебила его Лилья, убедившись в том, что Утес наконец-то стал самим собой, и она могла спокойно перебивать его и управлять беседой. — Как, например, адрес?
— Да, он прописан в Осторпе. — Утес заглянул в свои записи. — А если точнее, на Фьельвеген, 29.
— Это дом?
Утес кивнул.
— Он записан на него. Вероятнее всего, он унаследовал его от родителей, потому что был прописан там всю свою жизнь.
— А кем он работает?
— Никем.
— Как это никем?
— Никем, — повторил Утес. — И вот тут-то начинается самое интересное. Он получает полное пособие по болезни и, судя по всему, вообще не работал последние двадцать лет.
— И что же с ним не так?
— Хороший вопрос! — Утес пожал плечами. — Чтобы на него ответить, мы должны иметь доступ к его истории болезни, а чтобы получить доступ, нам нужно разрешение от Хегсель. А я, честно говоря, не уверен, что у нас есть достаточно оснований, чтобы она разрешила. Однако я нашел две его судимости. Одна из них 1997 года, когда он был приговорен к наказанию за сексуальное домогательство после того, как зашел в женскую раздевалку в бассейне Осторпа и онанировал там.
Лилья покачала головой, хотя в глубине души ей нравилось, что они наконец-то начали думать в одном направлении и знали, куда клонят.
— А другая?
— Она с 2007 года. Не знаю, помнишь ли ты, но об этом писали в газетах.
— Так что он сделал?
— Напал на продавщицу в табачной лавке. По-видимому, он был там в компании своего старшего брата и купил лотерейный билет, а когда тот оказался невыигрышным, психанул и избил ее терминалом для безналичной оплаты.
— А эта продавщица, она была иностранного происхождения?
Утес кивнул.
— Что скажешь, поедем за ним?
— Я давно жду от тебя этого вопроса.
— Девушка! Подождите! — крикнула инструктор по йоге, увидев, как Молли Вессман начала сворачивать свой коврик. — Нельзя выходить из зала во время занятия. Если вам плохо, то лучше просто сесть и сосредоточиться на дыхании.
В зале была температура под сорок градусов и крайне высокая влажность, но Молли не из-за этого проигнорировала инструктора и направилась к двери. Ей не было плохо. Напротив, ей нравилась такая жара, хотя главной причиной, по которой она записалась на занятия бикрам-йогой, было желание избавиться от тяготивших ее мыслей.
И все же ее собственная фотография, на которой она спала в своей постели, все время была у нее перед глазами, и сколько бы она ни пыталась сосредоточиться на дыхании, она не смогла перестать думать о том, кто сделал это фото, зачем и что будет дальше. И случится ли вообще что-то дальше?
Прошло два с половиной дня с тех пор, как она проснулась и увидела свою фотографию в мобильном, а потом еще и то, что у нее отрезана челка. С тех пор она не могла думать ни о чем другом. Хотя больше ничего и не произошло. Абсолютно ничего. Единственное, что изменилось, — она сама.
До этого она была одним из самых высокоэффективных сотрудников в офисе, а теперь как будто выдохлась, превратилась в какое-то растерянное забитое создание, которое не может пройти и трех шагов, не испытывая беспокойства, и не оглядываясь по сторонам.
Она не просто плохо спала. Она не спала вообще.
Если так пойдет и дальше, то ей конец. И всего-то из-за отрезанной челки и маленькой фотографии в телефоне. Она же всегда считала себя сильной! Да, кто-то залез и в ее квартиру, и в телефон. Но ведь скорее всего никакого продолжения не последует. Это все. Кем бы он ни был, он просто повеселился и отныне оставит ее в покое. И не важно, какие именно она вставила замки в дверь, — они вполне надежные, и теперь никто не сможет проникнуть в ее квартиру.
Так почему бы ей просто не забыть все произошедшее как страшный сон и не двигаться дальше?
Как на тренировке по боксу. Там дела шли гораздо лучше, чем на бикрам-йоге. За целый час она ни разу не вспомнила об этой проклятой фотографии. Только уже в душевой после тренировки она почувствовала, как тревога вернулась и снова заставила ее думать, что за ней наблюдают. А ведь раньше она всегда принимала душ в спортзале и никогда не испытывала дискомфорта из-за того, что другие увидят ее голой.
Теперь, видимо, у нее и с этим проблемы, поэтому она натянула джинсы прямо на пропитанные потом лосины для йоги и поспешила на улицу.
Повсюду были люди. Как всегда, в пятницу после обеда народ уходил с работы немного раньше, чтобы успеть купить вино или пиво, а то и что-то покрепче, пока очереди в «Системболагет» не стали совсем бесконечными. Люди шли по своим чрезвычайно важным делам, пересекали улицы и натыкались друг на друга. Все они так мечтали о выходных, и вот они наконец-то наступают. Теперь все будут пить всевозможные коктейли и приглашать друг друга на ужин. Будут весело болтать о разной ерунде, и мировые проблемы будут решаться за очередной бутылкой вина.
Она никогда не любила выходные. Они казались ей пустой тратой времени и одним бесконечным ожиданием понедельника. Если она хочет пойти веселиться, она может сделать это в любой день недели, и последнее, чего бы она хотела, — это быть вынужденной толкаться в толпе отмечающих наступление выходных придурков, понаехавших откуда-то из своих деревень.
Но как раз в эту пятницу ей ничего так не хотелось, как стать частью этого скопления народа, того абсолютно нормального явления в жизни людей, которое она всегда презирала и прилагала все усилия, чтобы избежать. Теперь же она стояла на улице совсем одна и не знала, удастся ли ей пережить вечность длиною в два дня и вечер пятницы.
