— У вас есть семейная Библия? — переспросила Эмма, наблюдая, как Сидни пересекает кухню и подходит к маленькому столику.

— Да, в библиотеке, на специальной подставке. Ее не трогали много лет. Она же весит тонну. Но вся история нашей семьи записана на ее первых страницах. Сидни взяла со столика и высоко подняла какой-то зажелтелый конверт: — Вот то, что нам нужно!

Эмма взяла конверт и вытащила из него пачку фотоснимков. На большинстве фотографий были изображены группы людей, позировавших в разных частях сада.

— Это похоже на теневой цветник, не так ли? — спросила Сидни, указывая, чрез плечо Эммы, на фотокарточку, лежавшую в самом верху пачки.

— Это он. Я была права, предполагая, что Винсента для этого полутенистого миксбордера использовала астильбу, ее раньше называли «ложной козлиной бородкой». В теневых садах, созданных ею в более поздний период, это стало своего рода автографом. Но ни в приходных ордерах, ни в ее изначальных планах астильб я не видела. Возможно, она использовала повторно уже имевшиеся растения из садово-парковых угодий Хайбери.

— Аккуратнее, — сказала Сидни.

Эмма перетасовала это фото под самый низ пачки и принялась разглядывать лежавший следующим снимок — несколько женщин пили чай в газебо.

— Мне надо показать это Джессе и Вишалу. Они будут счастливы узнать, что их дизайн беседки очень близок к оригинальному. — Она поднесла фото поближе к лицу: — А столбики газебо, похоже, обвивают розы. Чарли проиграл мне десять фунтов — он думал, там клематисы и жасмин, а я думала, что розы. И те, и те были в списке растений для высаживания в подробной спецификации к чайному саду, но для тамошних цветников Винсента не оставила никаких планов.

— То есть от фотографий есть толк? — нетерпеливо спросила Сидни.

— Да, они пригодятся, — согласилась Эмма.

— Это хорошо.

Эмма расслабленно откинулась на спинку своего барного стула:

— Могу ли спросить почему вы настолько целеустремленно хотите реставрировать сад именно таким, каким он был? Большинство людей с легкостью тут снесли бы подчистую все и поверху засыпали торфом.

— Вам следовало бы отобрать кокарду садовника за то, что такое говорите, — подколола ее Сидни.

— Я серьезно. Большинству людей все равно.

Сидни на миг задумалась:

— Вы когда-нибудь любили место настолько, что оно буквально проникло в плоть и кровь?

Эмма отрицательно покачала головой:

— С тех самых пор, как я начала работать, я никогда не задерживалась в одном месте достаточно надолго.

— Не думаю, что это зависит от количества времени, которое вы проводите где-то. Это про то, как чувствуете. Я и не вспомню, чтобы было такое время, когда я не любила Хайбери. Может, это так оттого, что это поместье принадлежит нашей семье уж очень давно. Дедушка унаследовал его от своей матери, Дианы, когда папе было лет десять. По-видимому, дедушка всегда был немного странным и тяжелым в общении человеком, но после смерти его матери он стал еще угрюмее. Они с бабушкой прожили в браке всего пару лет — бабушка забрала детей и ушла от него. Папа думает, что это произошло из-за того, что дедушка, наверное, был в депрессии, а мне кажется, что в те времена про такое не говорили. В любом случае, папа вырос и, думаю, она делал все возможное, чтобы поддерживать хоть какое-то подобие общения с дедушкой — ради меня. Дважды в год мама с папой хватали меня в охапку и ехали наносить визит в Хайбери. Каждый раз это давалось трудно, но я все же умудрилась влюбиться в это место. Оно мне казалось сказкой из Викторианской эпохи, даже когда я повзрослела и уже могла понимать, какое тут все стало убогое. Думаю, для одного дедушки дом был слишком велик, но он отказывался расставаться с ним.

— И вы хотите вернуть это место к жизни, — c пониманием произнесла Эмма.

— Этот дом заслуживает того, чтобы здесь снова были люди, чтобы его вновь наполняли смех и любовь. И сад тоже.

Эмма взяла со стола фотографии:

— Если вы не возражаете, я покажу эти фото Чарли и мы сможем реализовать только что узнанную информацию. Мы начнем засаживать зеленые комнаты сада и цветники как только прекратится ливень.

— Как вы побеседовали с Генри? — спросила Сидни.

Эмма поерзала в своем кресле при мысли о том, насколько часто всю неделю после их встречи она проверяла свой телефон:

— Мы поговорили, но на контакт он не идет.

Он был одним из источников информации, не более. Но это не объясняло, почему она начала слушать альбомы Motown с той поры, как познакомилась с ним.

— Я поговорю с ним, чтобы, так сказать, получить отчет о проделанной работе. А еще лучше вы сами расспросите его. Завтра он участвует в викторине в пабе, — сказала Сидни.

— Я…

— Но прежде чем вы скажете мне, что якобы завтра вечером вы заняты — снова заняты! — просто знайте, что не та ситуация, когда на вас давят. Мы не станем заставлять вас пройти обряд инициации или типа того. Можете спросить Чарли — пару недель назад он туда ходил.

Ага, а на следующий день Чарли явился на работу с головной болью, утверждая, что его втянули в спор с каким-то профессором философии из Уорикского университета и что он не заметил, как бармен подменил его опустевшую кружку на полную и так много раз.

Эмма улыбнулась Сидни в ответ:

— Я ценю это, но не уверена, что буду свободна.

— Как-нибудь в ближайшие недели я подловлю вас в нужное время в нужном месте и в хорошем настроении, и вы пойдете с нами туда и вам там понравится.

— Как-нибудь в ближайшие недели, — поддакнула ей Эмма. В конце концов, может быть, ей пойдет на пользу провести немножко времени в пабе.