Мейрут, низенькая послушница-южанка, которой Адвапа беспрестанно подмигивает, Бритта, Белкалис, Газаль и Адвапа. Белорукая и другие кармоко расположились в углу, молча оценивая нас. Завтра в это же время наш маленький отряд будет на окраинах Хемайры охотиться на смертовизгов. И отнюдь не на самых обычных. За неделю гнездования эта стая прикончила более пятидесяти человек. Большинству смертовизгов для такого нужно два-три месяца. И это будет наша самая первая вылазка.

У меня бешено колотится сердце, страх, тревога и нетерпение сливаются воедино.

– Смертовизги сосредотачиваются здесь, рядом с виллами некоторых представителей знати, – продолжает кармоко Тандиве, приближаясь к центру библиотеки, где на полу вырезана карта Отеры, и копьем указывает на маленькое поселение. – Вы и ваши уруни выступаете завтра и сразитесь со смертовизгами в этой пещере.

Кармоко Тандиве указывает на точку, затем кивает мне:

– Дека, вот где понадобится твой особый талант.

Испуганно поднимаю глаза на кармоко Тандиве, и она подзывает меня к себе. Я неохотно подхожу, замечая вопросительные взгляды сестер по крови.

– Вы все знаете Деку, – обращается к ним кармоко, похлопывая меня по плечу.

Стараюсь не слишком окаменеть.

– Чего вы, однако, не знаете, так это то, что она не совсем такая, как вы.

Девчонки снова в замешательстве переглядываются, а у меня вот-вот сведет мышцы от напряжения. Мы, кто дал слово Белорукой, никому не рассказывали о моих способностях, и теперь, когда этот момент настал, я вся как на иголках. Станут ли они меня ненавидеть? Бояться?

Кто-то подпихивает меня локтем. Бритта.

– Все хорошо, Дека, – шепчет она с улыбкой. – Я рядом.

Я с облегчением улыбаюсь в ответ.

– Дека – аномалия среди вашего вида, – объясняет кармоко Тандиве. – Она способна повелевать смертовизгами.

Послушницы ахают, Адвапа бросает на меня изумленный взгляд.

– Дека?! – шепчет она с немым вопросом в глазах.

Я быстро киваю, внезапно смутившись.

Бэякс поднимает руку.

– Кармоко, я не понимаю. Вы имеете в виду, что она их гипнотизирует?

– Вроде того, – отвечает кармоко Тандиве. – Она способна это делать лишь в течение короткого отрезка времени, но, как вы можете себе представить, это весьма полезная сила, и мы должны ее изучить.

Взгляд кармоко становится суровым.

– Хочу предупредить: о таланте Деки знают очень немногие. Посвящены лишь те, кто находится в этой комнате, командиры джату и еще несколько избранных лиц. Больше не должен знать никто, под страхом смерти, даже другие ваши сестры по крови.

Бэякс кивает, задумчиво глядя на меня. Я расправляю плечи, стараюсь казаться сильнее, достойнее. Все еще не представляю, почему получила такой дар, но не хочу, чтобы из-за моей робости сестры по крови не восприняли меня всерьез.

– Итак, обсудим стратегию, – продолжает кармоко Тандиве. – План прост. Дека, ты пойдешь первой, в сопровождении своего уруни и Бритты. Ты выманишь смертовизгов наружу, используя голос, и обездвижишь их, если сможешь. Затем остальные чудовищ уничтожат, быстро и легко. Все ясно?

– Да, кармоко, – отвечаю я, и мышцы все сильнее выкручивает, сводит спазмами.

Наконец настало время исполнить свое предназначение. От одной мысли у меня пересыхает во рту. Я смогу, я справлюсь…

Кармоко Тандиве, улыбнувшись мне, кивает:

– Тогда перейдем к более тонким моментам.

* * *

Когда мы уже вечером собираемся на трибунах вместе со своими уруни, все настроены мрачно. Нам всем дали два часа свободного времени, как бывает обычно перед каждой вылазкой, и мы решили скоротать это время за совместным ужином. В конце концов, очень вероятно, что кто-то из нас завтра погибнет. Так что трапеза получается похожей на похороны – возможностью попрощаться, пока не стало слишком поздно.

Я не единственная, кто так себя чувствует. Жую горячее рагу с хлебом, а рядом ерзает Акалан, уруни Белкалис.

– А каково это… умирать? – тихо спрашивает он.

На его лице появляется выражение, которое я у него еще никогда не видела, – уязвимость.

– Холодно, очень холодно, – отвечаю я. – Чувствуешь, как кровь внутри тебя замедляет бег. А потом наступает темнота, одиночество. Умирать – очень одиноко…

– А потом? – неуверенно уточняет Акалан.

Может, он все-таки способен не только на хвастовство и грубость.

– Потом? – повторяю я.

Сложный вопрос. Я всегда помню, как умираю, но не то, что происходит потом. Если об этом задуматься, то воспоминание тут же ускользает. Сейчас многие мои воспоминания рассеиваются. Иногда я думаю, что не хочу их помнить – не хочу ощущать страх, идущий с ними бок о бок.

– Тепло, – вдруг раздается голос Белкалис, и она со слабой улыбкой поднимает взгляд от крема, который весь вечер смешивает. Белкалис очень хорошо разбирается в кремах и растворах, она приобрела это умение, работая в аптеке своего дяди. – Всегда становится тепло, словно тебя что-то обволакивает, оберегает.

– Звучит так, будто тебе это нравится, – озадаченно замечает Квеку, пухлый и обычно жизнерадостный уруни Адвапы. В его больших карих глаза притаилось замешательство.

Белкалис пожимает плечами.

– Я не против этого, ну, быть мертвой. Плаваешь себе в полном покое, тепле и счастье. Всякий раз, когда люди называют нас чудовищами, я думаю о том, каково мне умирать, задаюсь вопросом: если я такое чудовище, почему Ойомо так добр ко мне в Заземье?

Акалан вскакивает, недовольный таким ответом.

– Ойомо добр ко всем, от высших из высших до низших из низших, – фыркает он, возвращаясь к своему обычному резкому нраву. – И ты бы не бросалась такими словами в смешанном обществе. Жрецы обвинят в богохульстве.

Он быстро уходит, прямой как палка. Я невольно чувствую, что он вспылил скорее из страха, чем из гнева. В отличие от нас, новобранцев ждет всего одна смерть.

– Пойду с ним поговорю, – с виноватым выражением лица произносит Ли, уруни Бритты, и тоже уходит.

Квеку поспешно следует его примеру, оставляя нас в молчании.

Проходит несколько мгновений, прежде чем Бритта наконец вздыхает:

– Ну, как и ожидалось.

Мы все нервно смеемся, но взглядом все равно следим за мальчишками, пока те не скрываются в расположенных внизу склона казармах, и только потом поворачиваемся друг к другу. Кейта остается сидеть с нами, к моему большому удивлению. Несмотря на наши чуть более близкие отношения, чем прежде, он все еще не склонен вести праздные беседы.

– Значит, ты умирала много раз? – спрашивает он Белкалис.

Та пожимает плечами.

– Всего шесть, в основном от кровопусканий.

– Шесть?! – изумляется Кейта и, когда Белкалис равнодушно пожимает плечами, качает головой. – И… кровопускания?

– Жрецы любят забирать и продавать нашу кровь, – говорит Белкалис, все быстрее и быстрее перемешивая крем. Она больше не хочет об этом говорить.

– Они всегда берут много, – поспешно отвлекаюсь я от нее. – Однажды, когда деревенские старейшины меня расчленяли, я очнулась, а весь подвал залит кровью. Было неприятно. И больно. Но в основном неприятно. Видишь ли, я привыкла. Они довольно часто меня расчленяли.

Я научилась говорить это, не испытывая прежнего страха и тошноты, и меня поражает выражение лица Кейты. На нем ужас. Чистый, неприкрытый ужас.

– Мне нужно… прошу меня извинить, – отрывисто произносит Кейта, поднимаясь.

Удаляясь, он дрожит всем телом.

Смотрю ему вслед, затем вздыхаю. Иногда я забываю, как избалованы новобранцы. Да, они солдаты, и да, они живут бок о бок с жестокостью, с кошмарами, но они понятия не имеют, на что похожа наша жизнь. Какую боль мы все вынесли.

Надо было рассказать ему о своем прошлом помягче, постепенно, но теперь, когда я произнесла все это вслух, я с удивлением обнаруживаю, что ни капли не жалею.

– Думаю, мне нужно немного побыть одной, – говорю я, вставая.

Остальные кивают.

* * *

Мое любимое дерево – нистрия с голубыми цветами на соседнем холме, высокий старый гигант, чьи ветви столь широки, что закрывают собой весь вид. Остальная часть Варту-Бера кажется далекой, давним воспоминанием, едва я проскальзываю в нишу под кроной и вдыхаю тонкий аромат цветов. Именно тут, где я тихонько лежу в тени, меня несколько минут спустя и находит Кейта.