В июле 1927 года архиепископом Иннокентием было сообщено о разорении китайцами русской православной церкви в Шанхае. В связи с этим Председатель Архиерейского Синода выразил этому иерарху соболезнование от своего имени и от имени Архиерейского Синода[480].

Сформированному в Пекине Русскому Отряду Архиерейский Синод через Высокопреосвященного архиепископа Иннокентия преподал Божие благословение[481]. Епископ Шанхайский Симон сообщил о том, что архиепископом Пекинским Иннокентием назначено следствие, в связи с прекращением совершения церковных служб в помещении Союза служивших в Российских Армии и Флоте[482]. Была заслушана переписка по делу о возникшем споре между епископом Шанхайским Симоном и Союзом служивших в Российских Армии и Флоте, в связи с закрытием храма при названном Союзе. Здесь же имеется сообщение архиепископа Иннокентия о полученной им от Заместителя Патриаршего Местоблюстителя митрополита Сергия грамоты и о его ответе (приобщено к делу)[483].

Из документов дел мы узнаем о подробностях литургической и сакраментальной жизни Зарубежной Церкви. Так, в связи с рапортом Харбинского Епархиального Совета с просьбой о высылке святого Мира для нужд Харбинской епархии в справке к делу было сказано:

Св. Миро Владыке Архиепископу Харбинскому и Маньчжурскому выслано еще в июле м-це в количестве пол-литра и уведомление о сем послано[484].

Дела о награждениях могут показать нам особенности церковной политики Архиерейского Синода в это непростое время. Так, в Определении Собора архиереев Русской Православной Церкви за границей 1927 года говорилось о том, что награждение зарубежных иерархов в данный период времени признано неблаговременным. Поэтому в ответ на доклад Харбинского Епархиального Совета, в котором выражалась просьба о награждении Высокопреосвященного Мефодия, архиепископа Харбинского и Маньчжурского саном митрополита, по случаю исполняющегося 35-летия его архиерейского служения, было вынесено следующее решение: ходатайство о поощрении долголетней отлично-усердной и ревностной службы Высокопреосвященного Мефодия доложить предстоящему Собору архиереев Русской Православной Церкви за границей, на котором будет пересматриваться и вопрос о награждении иерархов[485]. Вопрос был решен положительно, поскольку в своем очередном письме и рапорте от 30 октября 1929 года Высокопреосвященный Мефодий благодарил за возведение его в сан митрополита[486].

При рассмотрении вопросов о награждениях Архиерейский Собор принимал решения с мудростью и осторожностью, неукоснительно соблюдая церковный порядок, с целью не допустить усиления нестроений. Так, в связи с ходатайством архиепископа Мефодия о поощрении Преосвященного Мелетия, епископа Забайкальского и Нерчинского, Архиерейский Синод первоначально запросил по этому вопросу отзыв Начальника Российской Духовной Миссии в Китае, архиепископа Иннокентия, в ведении которого и состоял Преосвященный Мелетий в качестве заведующего Миссийским Подворьем в Харбине[487].

Поступали сообщения от других осведомленных лиц. Епископ Забайкальский и Нерчинский Мелетий периодически докладывал о церковных делах[488]. Епископ Шанхайский Симон докладывал по общецерковным делам, а также высказывал свое мнение о возглавлении Русской Зарубежной Церкви митрополитом Антонием[489]. А бывший подъесаул П. В. Березовский поделился своими мыслями по вопросам о церковном нестроении на Дальнем Востоке[490].

В 1928 году архиепископ Харбинский и Маньчжурский Мефодий спрашивал у Архиерейского Синода как ему поступать в случае своего вынужденного переезда из Харбина. Председатель Архиерейского Синода ответил, что в случае угрожающей ему опасности от большевиков, он должен переехать в другую безопасную местность в пределах юрисдикции архиепископа Пекинского, а служебное его положение будет определено Архиерейским Синодом после фактического переезда[491].

В 1929 году, несмотря на сложную политическую обстановку в Китае, отчеты о епархиальной жизни регулярно поступали в Архиерейский Синод. Был получен очередной рапорт Начальника Российской Духовной Миссии в Китае, архиепископа Пекинского Иннокентия о церковных делах[492], а также заслушан доклад Харбинского Епархиального Совета от 16 августа 1929 года с отчетом о состоявшемся 12/25-16/29 июня Харбинском Епархиальным Собрании[493].

В 1930 году связь Архиерейского Синода с церковными иерархами в Китае и на Дальнем Востоке не прерывалась. Своим письмом от 4/17 сентября 1930 года Председатель Архиерейского Синода митрополит Антоний известил Преосвященного Мелетия, епископа Забайкальского и Нерчинского, о замещении им митрополита Харбинского и Маньчжурского Мефодия в случае его болезни или смерти[494]. Митрополит Харбинский и Маньчжурский Мефодий рассказал о совершении торжественного богослужения в день 100-летия со дня рождения протоиерея Иоанна Кронштадтского с молитвенным поминовением его во всех храмах Харбинской епархии[495].

Дальневосточное Совещание в лице Главы русской эмиграции на Дальнем Востоке генерала Хорвата, приветствовало Председателя Архиерейского Синода[496]. Начальник Канцелярии Главы русской эмиграции на Дальнем Востоке также известил о положении церковных дел на Дальнем Востоке[497]. Некто Георгий Шестаков в своем письме рассказал о состоянии церковных дел на Дальнем Востоке[498].

В целом можно отметить, что в начале 1920-х – 1930-х гг. священники Российской Духовной Миссии и Харбинской епархии столкнулись с рядом проблем. Зачастую русская эмиграция, раздираемая внутренними распрями, вместо благодарности Миссии за помощь отвечала ей враждебностью. Монастырское имущество в Пекине было захвачено и расхищалось. Владыка Иннокентий вынужден был вести множество тяжб по вопросам о собственности Миссии. Самоотверженная помощь беженцам из России усугубила и без того тяжелое материальное положение Миссии. Лишенная денежных средств и помощи из России, доходов от своих подворий в Москве и Петрограде, обремененная долгами, она была почти полностью разорена.

Главной задачей Российской Духовной Миссии в Китае стала забота о беженцах из России. В 1919 г. на территории Китая были закрыты все православные миссионерские станы – таким образом, существенно изменились приоритеты ее деятельности. Чтобы хоть как-то улучшить материальное положение русских беженцев, архиепископ Иннокентий отдал им в долгосрочное пользование большую часть имущества Миссии.

После подписания советско-китайского договора от 31 мая 1924 г. Миссия была поставлена под угрозу лишения всего имущества как якобы собственности советского государства. К счастью, Начальнику Миссии удалось доказать китайским властям, что законным владельцем имущества являлась Церковь в лице Российской Духовной Миссии в Китае. Этому содействовало и то обстоятельство, что, предвидя попытки захвата советскими властями имущества Миссии, преосвященный Иннокентий перерегистрировал большую ее часть на свое имя.

Деятельность Духовной Миссии сильно осложнялась внутренними разногласиями, которые зачастую были результатом целенаправленной разрушительной деятельности некоторых священников, подготовленных специально для этой цели советской властью. Не было единомыслия среди клириков Миссии и Харбинской епархии. Кроме того, глав Духовной Миссии глубоко тревожили взаимоотношения с московской церковной властью. Так, в июне 1928 г. Харбинские архиереи получили указ Временного Московского Священного Синода от 20 июня 1928 г., обращенный