— Не пойдеть!

Сказал по-деревенски, упирая на мягкий звук в конце слова.

— Что не пойдет? — не понял я.

— С сеном, друг, у тебя ничего не выйдет. Мужик ты крепкий, кровь с молоком, а туда же, на бабскую работу норовишь, с грабельками на луг.

— Куда же мне?

— На стройку, само собой. Мы сейчас зерносклад возводим. На тыщу тонн. Смекаешь? Вот туда и шагай. Спросишь прораба Бородулина. Ему подсобники, — Солнышко резанул ладонью под щетинистым подбородком, — во как нужны!

Так рухнули мои мечты помахать косой, подышать сладостью цветов и трав, потешить душу луговой волей.

Не требуя дальнейших объяснений, я шагнул к двери, но он окликнул меня:

— Постой-ка!

— Что еще? — нелюбезно спросил я.

— Как устроился у Барченковых?

— Нормально устроился.

— Еще бы! — подмигнул Солнышко. — Хороша, а?

— Кто?

— Не Азарьевна, само собой.

Я вышел. Настроение было испорчено. Все складывалось не так, как бы мне хотелось, в это первое мое утро в деревне.

На стройке, куда я попал, расспросив дорогу у мальчишек, никого не оказалось. А уже шел девятый час. Я присел на ошкуренное бревно и принялся ждать. Первым появился мужчина примерно моих лет, интеллигентного вида, в очках. Представился — бухгалтер из областного управления торговли, тоже прислан на сеноуборку — и сел рядом. Потом показались на проселке четверо парней в ковбойках, с ведрами и мастерками в руках. Последним пожаловал на свое рабочее место прораб — в телогрейке, несмотря на жару, в резиновых сапогах с кокетливо отогнутой поверху малиновой подкладкой.

— Новенький? — Он даже не счел нужным поздороваться со мной. — Будешь вот с этим, — указующий жест в сторону бухгалтера. — Раствор ребятам. На носилках. Ясно?

Я взглянул на часы, было ровно девять. Работали мы до двенадцати. Прораб куда-то исчез, но точно в это время, минута в минуту, вынырнул как из-под земли и прокричал шабаш.

— Не рано ли? — спросил я.

Он засмеялся снисходительно.

— Как колхозники? Да? От зари до зари? Мы кто есть? Рабочий класс мы. А сколько рабочий в городе? Ага, восемь… У нас же семичасовка. И в субботу вкалываем. Запомни: в девять, как штык, здесь. В двенадцать — чтоб духу твоего не было. В три снова здесь. И до семи. Такой распорядок. Ни вправо, ни влево. Не своевольничать. Дисциплина. Усек?

Его манера говорить, как бы отрубая слова, позабавила меня. «Ладно, в девять так в девять, — подумал я. — Утро свободное. В семь так в семь. Вечер свободный».

После обеда вся бригада валялась на траве, дымила сигаретами и травила анекдоты: из райцентра не подвезла раствор. Впрочем, кирпич тоже кончился. Прораб Бородулин бегал по лужку, чуть ли не по нашим головам, и яростно ругался. Я посочувствовал ему. На стене зерносклада, которая не так-то уж высоко поднялась над землей, ветерок лениво шевелил полотнище с призывом: «Сдадим объект в сентябре!» Сроки, как говорится, поджимали, а тут эти досадные неувязки.

Так потом и пошло изо дня в день. Иногда мы работали, чаще отдыхали. К чести прораба, он не распускал нас по домам, если не было стройматериалов. Помотавшись у склада, наругавшись до хрипоты, он влезал на злополучную степу с призывным полотнищем и, приставив ладонь к бровям, принимался всматриваться в даль — не покажется ли из-за рощи долгожданная машина.

Это можно отнести к достоинствам Бородулина — никогда, до последней минуты, не терял он надежды.

Постепенно нечто похожее на симпатию к нашему незадачливому распорядителю родилось во мне. Я даже подумывал наведаться к колхозному председателю, чтобы серьезно потолковать с ним о делах на стройке.

Вечером Анюта, неприкаянно помыкавшись по избе, поворчав, что Валентина снова где-то «черти давят», надела новое платье, сняла со стены гитару и ушла.

— К Юльке подалась, — объяснила мне Азаровна. — Подружка у нее есть такая. Разведенная. На месте Валюшки не позволила б с ней водиться. Не научит она Анюту доброму: мужиков женатых у себя тайком принимает, винцо с ними пьет…

Вскоре за окнами послышалась знакомая песня.

— А где же Анюта? — спросил Валентин с порога.

— Знамо, где… — Азаровна, кряхтя, опустилась на колени и заглянула под кровать, делая вид, что ищет Барсика. — Куда ж запропастился?.. Сколько раз учила тебя, Валентин, — строже с ней будь.

— Ладно, ладно, — нахмурился Барченков. — Ушла — ее воля, я в сторожа при ней не нанимался.

— Ты муж при ней… Кис, кис! — сердито звала Азаровна Барсика. — А то что ж получается? Мужик усталый домой, его бы встретить ласковым словом, покормить, а она… Да где ж ты, котище, разрази тебя гром!..

— Меня самого вечерами часто не бывает, — сказал Валентин.

— Сравнял, называется, — Азаровна, охая, поднялась с пола. — Ты работаешь, ты первый человек в артели. А она? Все бы ей на гитаре бренькать, песни петь.

— Так ведь и отец пел, и я пою, — улыбнулся Валентин.

— Ты какие поешь? А она?.. Лирические. Тьфу, прости господи!..

— Пойдемте во двор, — повернулся ко мне Барченков. — Вечер сегодня хороший…

Да, хороший был вечер… Воздух прозрачный, тихо мерцающий — будто вобрал в себя звездный свет. И пахло сеном. Я опять пожалел, что не попал на работу в луга.

Мы сели на скамейку в саду. Она, потрескивая, подалась под нами а накренилась.

— Столбики подгнили, — сказал Валентин. — Новые надо, да все некогда… Да теперь и не хочется, если по правде…

Он чиркнул спичкой, закуривая.

— Все это я своими руками — и сад посадил, и цветы развел, и дом украсил, и дорожку кирпичную проложил… Вы не подумайте, что я очень уж привержен к этому… — Он запнулся, подыскивая слово, — устройству быта, что ли… Но я тогда жениться собирался, не хотелось перед невестой в грязь лицом ударить… И перед Алешей, моим дружком, он перед женитьбой прямо-таки хоромы отгрохал. Мы с ним в одно время и поженились, двумя парами ездили в сельсовет расписываться, свадьбы справляли вместе — сперва у меня гуляли, потом у него… — Наверное, у Валентина погасла сигарета, он снова чиркнул спичкой; на миг я увидел его грустно-задумчивое лицо, припухлые, как у ребенка, уголки губ. — Алеша Тамару в жены взял, зоотехника нашего… — Барченков смущенно покашлял. — Она на меня поглядывала, давала понять, что не прочь за меня замуж, но как проведала, что я с Анютой встречаюсь, сразу согласилась идти за Алешу. Он упорный, давно ее добивался, и добился-таки… И знаете — живут сейчас Бородулины душа в душу…

— Уж не Алеша ли, друг ваш, на стройке прорабом работает? — спросил я, услышав знакомую фамилию.

— Он самый.

Я рассказал Барченкову, как бестолково прошел мой первый рабочий день. Валентин прервал меня,