Шрифт:
Закладка:
– Слушай, фрезеровщику надо будет пузырь поставить, если б не спешить, я б и так договорился, но за скорость, и чтобы лишних вопросов не задавал, сам понимаешь, придётся подкинуть.
– Борь о чём speech, держи трояк и с мужиками переговори, скажи: хочу проставиться.
– Да это ни к чему, я ж вчера обо всём с ними договорился.
– Так не только в этом дело, в отделе одни бабы – начал работать, а проставляться некому. Это ж непорядок, нарушение традиций.
– А, ты в этом смысле, ну, тогда мужики поддержат. Но это где-то через месяцок, не раньше, я тебе скажу, когда надо будет.
Через пару дней штамп был приведён в работоспособное состояние, а я с того дня стал тщательно по окончании проектирования проверять то, что я напроектировал. Ошибки всё равно проскальзывали, но таких чудовищных ляпов больше не было.
Начальником отдела был мужик спокойный, немногословный, голокаменного вида с фамилией то ли Булатов, то ли Сталев, с которым за недолгое время работы я говорил раз пять, из них два раза при приёме и при увольнении.
Руководитель конструкторской группы, наш непосредственный начальник, была женщиной лет пятидесяти, она немного разбиралась в конструкторской работе – ей явно довелось постоять за кульманом, но было это давно, поначалу она приглядывала за нами, давала какие-то советы, они были вполне разумны и полезны. Касались они, как правило, каких-нибудь внутризаводских требований при изготовлении оснастки. На заводе были завышенные требования по точности изготовления инструмента, иногда в этом не было смысла, поскольку это существенно удорожало стоимость изготовления, но заводчане стояли горой – а как же, мы ж почтовый ящик. Мы быстро привыкли к этому, да не вопрос – любой каприз за ваши деньги. Начальница наша когда-то окончила высшую профсоюзную школу и была крупным профсоюзным боссом, но, может, возраст вышел или запал пропал – заканчивала карьеру на заводе. Так вот, она откуда-то узнала, что у меня был ляп в чертежах и я смог по-тихому, без шума, не привлекая ни внимания руководства, ни само руководство, всё уладить, подозвала меня к себе и шепнула:
– Алек, какой Вы, оказывается, молодец – так суметь закрыть вопрос, быстро, конкретно, без шума. Как Вам это удалось?
– Так я пять лет слесарем проработал, мне в цехе общий язык найти несложно.
– Ах, да, я же знакомилась с Вашей анкетой, а Вы поопытнее, чем выглядите, мы с Вами сработаемся.
Человек она была не зловредный и к нам относилась хорошо. Нам с Сашкой она тоже была симпатична, хихикали иногда между собой, когда она пыталась что-нибудь растолковать нам о технологии штамповки, но беззлобно.
Поскольку лиц мужского пола в отделе было девять человек, а женщин было более пятидесяти, празднование 8-го Марта на производстве было для нас проблемой, суть которой заключалась в следующем: как умудриться подарить каждой женщине какой-нибудь малюсенький сувенирчик и не остаться при этом без штанов? Штаб возглавил лично начальник отдела, который принял мудрое решение: Алек и Алексей – был такой конструктор у нас в группе – подготовят предложения и доложат. Лимит – максимум по трёхе с носа, не больше. Мы помозговали и предложили подарить каждой по микроскопическому сувениру: кому-то подушечку для булавок, кому-то точилку для карандашей, кому-то просто карандаш Koh-i-Noor, для конструктора в те годы это был хороший подарок, в бюджет, конечно, не уложились, но начальник концепцию одобрил, поскольку ему понравилось то, что каждая женщина получит индивидуальный подарок, а небольшой дефицит он договорился покрыть из профсоюзной кассы. На цветы мы даже не замахивались – бюджет трещал по швам – и подарили один букет на всех. Всё получилось, дамы наши в большинстве были довольны, оживились, разглядывая свои сувениры, хвастались друг перед другом, но женщины есть женщины – были и недовольные. Недовольные как раз нашей концепцией – каждой женщине индивидуальный подарок, в чужих руках, как известно, всегда хрен толще – кое-кому показалось, что подарки у товарок лучше, чем у неё, а одна технолог рыдала, уткнувшись лицом в бумаги. Мы с Лёхой осторожно разузнали у нашей начальницы:
– Что произошло, почему она рыдает?
Начальница наша, с трудом сдерживая смех, рассказала:
– Вы же, негодяи, ей подушечку подарили для иголок.
– Так мы пятнадцать подушечек для иголок подарили, что ж остальные не ревут?
– Вы же всем разные дарили?
– Да, мы думали, так интереснее.
– Думали они. Ей же вы подарили подушечку в виде галоши, с мягкой стелькой в виде подушечки?
– Возможно, и что?
– То, что она решила, что этим вы этим намекнули ей, что в прошлом квартале она в галошу села с расчётом техпроцесса.
Вот тут-то мы поняли, что нам до понимания нюансов женской психологии идти и идти и вряд ли доберёмся.
Был у нас ещё один начальник, не наш непосредственный, но по работе нам частенько приходилось с ним взаимодействовать – главный технолог. Сухощавый, как мне тогда казалось, старик лет пятидесяти.
Дедок этот весной подошёл ко мне и поинтересовался:
– Слушай, ты не хочешь у меня на даче поработать?
Я по простоте своей решил, что меня приглашают на дачу отдохнуть, ну, как коллега коллегу, задумался: что я там буду делать? Мы практически незнакомы, у него и дети-то старше меня, о чём нам говорить-то с ним, и ответил, чтобы не обидеть:
– Нет, знаете, занят, никак не смогу.
Технолог наш отошёл, не подав вида: доволен или не доволен он моим ответом.
Через месяц один из пацанов-технологов в курилке проболтался, что он работает на даче у главного технолога по выходным. Я поинтересовался:
– Вы что, родственники, что ли?
– Да нет.
– А он что, тебе платит?
– Нет, обедом кормит.
– А сколько же ты работаешь?
– Часов восемь, бывает побольше.
– А на хрен тебе это надо?
– Ну, начальник всё же, попросил, неудобно было отказать, потом, он в возрасте.
Тут я понял, что меня приглашали не в гости, хорошо, что я немного туповат, а то бы я ответил как-то иначе, нажил врага в лице главного технолога. Впрочем, я его нажил, но чуть позже.
***
В начале лета Борька сказал, что они с мужиками собираются на футбол и если я хочу, то могу я могу к ним присоединиться. Это была хорошая идея, это был небольшой стадиончик – не помню адреса, было солнечно, на поле играли в футбол мальчишки лет по пятнадцать-шестнадцать, хорошо играли. Зрителями были в основном мужики, сидящие небольшими группами,