Шрифт:
Закладка:
Перед глазами все плывёт, а в ушах такой звон, что я не слышу, что мне кричит Игорь. Рукой хватаю телефон и когда он подходит сзади, с испугу кидаю в него.
С удивлением отмечаю, что металлический корпус рассек Игорю лоб. Крови на лице стало еще больше.
– Дура! Я же спасал тебя! – слышу сквозь звон яростный крик, словно Игорь за стеклом, но меня его слова смешат.
– Ты так это называешь? Угроза. Авария. Это и есть спасение? Только вот ты забыл упомянуть, что спасаешь свою задницу. Зачем было покушаться на Бориса?!
– Потому что он чудовище! Он сожрет тебя, так же, как и всех возле себя, стоит только тебе предать его.
– Какая глупость! Зачем мне его предавать? Я люблю его!
Крикнула сквозь шум дождя и сама рот прикрыла ладошкой от изумления. Да, в порыве. Да, с больной головой. Но крикнула.
И поверила.
Потому что ничего ярче в своей жизни не испытывала. Наверное, отношения с ним похожи на хождение по веревочному мосту. Чем сильнее его шатает, тем труднее мне удержаться, но! Какой же мандраж и детский восторг вызывает этот опасный путь.
– Послушай, – подходит ко мне это окровавленное чудо. – Поехали со мной. Ты мне понравилась. Я конечно не магнат, но и без денег не живу.
У меня есть стойкое ощущение, что скоро жить Игорь не будет совсем.
Может это провидение, может интуиция. Но карму он себе порушил, так конкретно.
А что с кармой Бориса?
– Я не поеду.
– А если заставлю?
– Ты сам сказал. Борис чудовище. Ты уверен, что хочешь нарваться на его гнев? Уезжай сам, если боишься. Но я уверена, что, если ты придешь к Борису и извинишься, он все поймет.
Игорь откровенно рассмеялся. Пока дождь смывал с него кровь, он держался за сердце и ржал. А я недоумевала и смотрела, как мимо нас проносились машины.
– Простит! Вот ты дура. Красивая, но дура! И ты тоже потом захочешь убежать, но вот тебя Распутин точно не отпустит.
– Почему? – невольно вырывается вопрос. От его смеха становится не по себе. Но я верю, что Борис разумный человек. Не разумный не смог бы управлять таким комбинатом как наш. Верно?
– Потому что своих вещей он не отдает никому. А ты, идиотка, просто вещь. Поехали со мной! – орет он, хватает меня за руку, но я испуганным криком отвечаю:
– Нет!
Только вот чего я боюсь. Его. Его слов? Или… Бориса?
– Ну и оставайся! Надеюсь, он поиграется с тобой и бросит, чтобы потом ты вспоминала меня.
А будет ли кого вспоминать, – думаю я, смотря в след БМВ. Потом обнимаю себя за плечи и смотрю вниз. Разбитый телефон, пистолет. Вспоминаю, что сумку бросила возле школы танцев.
Надеюсь Оля поднимет.
Мы от города недалеко отъехали. Надеюсь дойти.
Смотрю по сторонам, но сквозь стену дождя почти ничего не видно, а я начинаю промерзать. Поднимаю пистолет. Телефон все равно больше не пригоден. Обнимаю себя крепче, надеясь хоть так сохранить тепло и иду в сторону Москвы.
Серый цвет. Он внутри меня, он вокруг меня. Его так много, что, кажется, начинает тошнить. А может быть это просто дождь, который промочил мою одежду насквозь и уже добирается до костей. Размягчает их, от чего сердце стучит все медленнее, а ноги подкашиваются.
Перед глазами сплошная пелена, а голова начинает нещадно гудеть. А в голове мысли все словно жидким металлом покрыты. Обжигает. Сжигает.
И среди них лицо Бориса. Без эмоций.
Их и не нужно.
Он нужен. Его сильные руки. Его губы, умеющие свести с ума. Он никогда не целует, он поглощает все мое существо. Вынуждает подчиняться, даже не думать о сопротивлении.
И он все ближе, а огонь все жарче, тело ломит, дрожь переносится на зубы. Они стучат, бьются друг об друга, выдавая звонкую дробь.
Как же я устала идти.
Нужно отдохнуть. Прилечь прямо здесь и никуда не спешить.
Больше некуда спешить.
И сквозь шум дождя и собственный стук сердца слышу скрип колес. Наверное, показалось. Потому что никому я не нужна.
Ни-ко-му.
Буду лежать здесь, пока окончательно не сольюсь с окружающим пространством, стану лужей, как когда-то русалка за свою любовь стала морской пеной.
– Нашел, – пробивается знакомый хрипловатый тенор. – Везу в клинику? Ладно.
Где я его слышала? Это точно не Борис. Теперь немного осознаю, что еду в машине.
Пристегнутая. И из печки такой жар, что дышать становится трудно.
Приоткрываю глаза, вижу тот же самый серый цвет. Только за стеклом и дворники, что пытаются разогнать бесконечные потоки.
– Нина.
Вспомнила. Иван. Заместитель Бориса в Москве.
– Присутствую, – отрапортовала и откашлялась, чувствуя, что бороться с дремой все сложнее.
– Рад, что вы можете шутить.
– Не могу, – я ничего не могу. Только задыхаться, чувствуя, как боль буквально раздирает горло, медленно стекает в грудь.
Лба касается прохладная рука и Иван ругается.
А мне так хорошо стало, что я стремительно хватаю этот источник прохлады. От него становится легче, спокойнее.
– Только не спите.
– Но мне хочется.
– Уснете и не проснётесь. Мне этого не простят. Нам ехать десять минут, – говорит он, и я рассматриваю удивительно живое лицо. Карие глаза, длинные ресницы и мягкий, округлый подбородок. Ничего общего с резкими чертами Бориса.
– Тогда говорите со мной.
– О чем?
– Почему вы работаете на Бориса?
– Потому что он хорошо платит, – выдает он обыкновенный ответ, мельком смотрит на меня и снова отворачивается.
– Это единственная причина?
– Да.
Вот так. Без объяснений. А мне мало. Да и засыпать не хочется.
– У Бориса есть женщины? Кроме меня.
– Были, – не стал он отрицать. – С недавних пор акцент на вас.
Акцент. То я вещь, теперь акцент.
– Почему я? – вот он главный вопрос и именно его мне нужно было задать на грани жизни и смерти. Может быть Иван скажет. Он вроде бы хороший. Он так и держит свою ладонь на моем лбу.
– Этого я не знаю. Хотя вы красивая. Может в этом причина?
– Моя сестра красивее.
– Нет. Она эффектнее, – разглядывает он меня, пока мы останавливаемся на светофоре. – А в вас есть волшебство.
Откуда он видел мою сестру мне в голову не пришло спросить, зато я вдруг заплакала. Мне так хотелось услышать комплимент от Бориса. А услышала я его от водителя. Заместителя. Это было так обидно.
