Клим.

Первая кровь пролилась, и это уже не шутки.

Павлик был отличным парнем – серьёзным и исполнительным, верным и ответственным. И он точно не должен был пострадать. Но кое-кто решил, что он имеет право брать на себя миссию Бога и решать, кому жить, а кому валяться с простреленной башкой в кювете.

Я ненавижу Нечаева тем особым сортом ненависти, от которого сводит зубы, а горечь на корне языка не вытравить ни коньяком, ни сладкими поцелуями. Ничего не помогает, а теперь к этому чувству добавилась ещё и испепеляющая злость.

Он убил моего человека. Больше некому, потому что пытки – это методы Нечаева. Только больше он не совершает глупостей и никого не отпускает. Он стал умнее, но и я не тот наивный и хороший парень, которого он чуть не запытал до смерти.

Я знаю, что Нечаев так и будет кружиться надо мной, разрывая в клочья всех, до кого сможет дотянуться. Арс прав – Стёпа провоцирует, выманивая меня из берлоги. Водит у входа смоляным факелом, поджигает всё в радиусе километра и ждёт, когда я не выдержу и выйду на свет. Лицом к лицу.

“Волчата оседлали птиц и разлетелись в разных направлениях”, – приходит сообщение от Арса. Улыбаюсь и прячу телефон в карман. Значит, все парни, до кого Стёпа ещё мог добраться, в небе. Пока пусть валяются на пляжах, пьют коктейли, тискают тёлок и радуются, что шеф даже после смерти заботится о них.

Когда всё это закончится, тогда могут возвращаться. Если захотят, даже ко мне на службу – всё-таки они отличные ребята, а хорошую охрану не так-то просто подобрать. И даже если найдут себе другую работу или вовсе соберутся на покой – это их право. Но сейчас главное, чтобы они имели возможность сделать этот выбор, а не отдавали богу душу по прихоти Нечаева.

Никто не должен платить по моим счетам.

– Ты улыбаешься, – замечает Маша.

Она сжимает в руках бокал с красным полусладким, но пить не торопится. Прошли ещё одни сутки – которые по счёту? – но она всё ещё со мной, и это для меня важнее всего в этом адском вареве, в которое превратилась моя жизнь.

– Улыбаюсь, – киваю и встаю на ноги. – Поднимайся, поедем с тобой в одно место.

– Вдвоём? – сверкает глазами, самой себе не веря, а я прикладываю палец к её губам.

– Арс поедет следом, – объявляю, а Маша слегка хмурится. – Он не будет отсвечивать, гарантирую.

– Да пусть едет, – отмахивается и улыбается, но в глазах мелькает досада.

У них сложные отношения, но у Арса ни с кем не бывает просто. Даже со мной. Он слишком подозрительный и преданный мне, чтобы вот так вот, по щелчку пальцев, расслабиться. Но всему своё время.

Я понимаю его: Арс так часто и так много слышал о Бабочке, причём не самого приятного, что переубедить его будет довольно сложно. Но я люблю её – всегда любил и всегда буду, – и этого моему верному другу уже достаточно. Надеюсь.

– Маша, послушай, – прошу, прижимая её, такую тонкую и хрупкую, к себе. – Если ты со мной, то ты принимаешь меня целиком и полностью. Когда-то всё было иначе, мы мечтали о другом, строили планы. Но сейчас моя жизнь вот такая. С Арсом, бизнесом, круглосуточной работой. Я уже не изменюсь и не смогу перестроиться. Понимаешь?

Маша кивает и смотрит мне в глаза, внимательно слушая. И я продолжаю:

– Арс не просто мой друг, не только охранник и цербер. Он ещё мой деловой партнёр, владеющий приличным куском моих активов. Потому что когда-то он один в меня поверил и вложил всё, что у него было в мои планы. Мы начали перегонять машины из-за бугра. Хватались за каждый заказ, рисковали и пару раз чуть не сдохли, когда один шустрый малый решил устроить кровавый передел рынка, – на мгновение воспоминания о тех тяжёлых временах бьют болью в висок, но я набираю полную грудь воздуха и отгоняю их. – Но выстояли, вдвоём. Потому Арс был, есть и будет рядом. И даже ради тебя я ничего не смогу изменить.

– Я всё понимаю, правда. И ничего такого у тебя не требую, – Маша гладит меня по небритым щекам, а я закрываю глаза, кайфуя от её прикосновений. – Но врать не буду: он мне не нравится. И судя по его поведению, это взаимно. Я не знаю, как стать в его глазах лучше, как убедить, что не собираюсь тебя предавать, если он уверен, что я на это способна. Тельняшки у меня нет, да и рвать её на груди не умею и считаю глупым.

Запускаю руки в её волосы, прижимаю голову к себе. Маша ещё пытается что-то сказать, убедить в чём-то, но не даю: целу́ю, запечатывая слова внутри горла, не даю им выплеснуться.

– Полетели, Бабочка. Хватит этой болтовни, пора вспомнить, что мы живые люди и почти нормальные. Хоть на мгновение, но вспомнить.

Маша смеётся, когда тяну её за собой вверх по лестнице в спальню, и уже откровенно хохочет, когда начинаю рыться в её шкафу с умным видом.

– У меня и одежды-то толком нет, – говорит, задыхаясь от смеха, а я понимаю, что и правда, об ассортименте шмоток я как-то вообще не думал. Так, разве что платье ей купил, чтобы в доме было в чём ходить, да пару футболок. А на выход “в люди” нет совсем ничего. – Клим, куда мы идём? Может, просто оденусь в то, что ты принёс недавно. Мне и свитер нравится, и джинсы удобные.

– Нет, так не годится. Ты же девочка, – выдаю не понятно откуда прицепившуюся ко мне дурацкую цитату. – Девочки любят ходить по магазинам и покупать шмотки.