— Да, — неуверенно соглашается тот. — Пора. Иду.

— Давай, давай! Лезь на сцену, а то, смотри, наш друг заскучал!

Стив гладит ладонью металл шеста.

— Ну да.

— Да что с тобой?! — звенит Шон. — Ты сам не свой! Если есть проблемы - не стесняйся, говори! Я их в миг разрешу.

Энди не сомневается - он лукавит. Потому что в полмига.

— Детка! — откуда ни возьмись над парнем, словно из воздуха, материализуется Майкл.

И опять не понять, где он кончается. Струится вверх. Веселый. Грациозный.

— Нас сегодня будет трое, — сообщает Стив. — Потанцуем втроем. Ты, я и куколка.

— И куколка! — ржет Майкл. — Детка, ты ведь любишь играть с куколками?

— Не пробовал, — на одной ноте отвечает парень.

— Как?! Ты же уже играл со мной?! Повторим?

— Угу.

Шон улыбается. Какие же у него красивые зубы!

— Что-то детка сегодня какой-то вялый. Не доспал, что ли? — интересуется Майкл.

— Наверное. Рой разве даст ему?

— Ну да, — неохотно соглашается Энди.

— Беги от него, — учит Майкл, — пока есть силы. Затрахает насмерть.

— Значит, помру…

— Счастливым, — заканчивает за него Шон.

— Счастливым, — соглашается парень.

— Давай, — подзуживает Майкл, — ползи к нам! Мы со Стивом тебе немного жизнь продлим! Да?

— Да.

Они начали танец, и парень вдруг понял, насколько ему легко. Почему-то. Наверное, Шон нашел те невидимые нити, которыми теперь и управляет. Опытный кукловод! И Энди не боится его рук, потому что Стив знает теперь, где нельзя его касаться.

— Так, — вдруг говорит Шон, — я пошел пить пиво и смотреть, что у вас получается, а вы уж будьте любезны, развлекайте учителя.

— Да, сэр, — ехидничает Майкл.

Шон развалился на стуле, заложив ноги на стол. Как же он любит так сидеть!

— Ну, — весело крикнул он, — ублажайте мой требовательный взор, крошки.

Вот так вот! Детка удосужился нового титула. Он теперь тоже крошка, и плевать, что заканчивается он намного раньше, чем Майкл! Будем считать, что крошкастность Энди компактная, в то время как у Майкла размазана по всей длине его роста.

Майкл, конечно, не Стив. Примитивнее. Чего-то в нем не хватает. Потайного искушения, что ли? Он весь - вот он, с потрохами на блюде. Весь - на просвет, как кристаллическая решетка, пронизанная бархатно-грубоватым обаянием с нашитыми блестками юмора. И танцует по-другому. Энди столько раз видел, а теперь не знает, как подстроиться. Майкл сбивает его.

— Стоп, звезды! — не выдерживает Шон. — Чем вы занимаетесь? У меня такое впечатление, что вы никак не договоритесь, как сажать картошку.

— Да не могу я! — возмущается Майкл. — Он у меня под ногами путается!

— Значит, ноги не туда ставишь! — прерывает Стив. — Плохому танцору они вечно мешают!

— До него все туда ставил!

— Забудь! Не было ничего до него! Прикасайся к нему, ощути его! Не понятно, что ли?! Ты опытнее! Ты и вести должен! Начали!

После слов Майкла Энди действительно начал путаться у него в ногах. Вот и лисицы! Явились дорогие! Как всегда вовремя!

— Стоп! — вновь кричит Шон. — Это не танец, а какой-то вялотекущий онанизм!

— Почему вялотекущий? — изумляется Майкл.

— Потому что, вроде бы, начал, и кончить бы надо, и продолжать лень! — объясняет Стив. — Хочешь сделать хорошо - делай сам!

И он уже на сцене.

— Экспрессии нет! Набор бессвязных телодвижений и только! Сядь на мое место и посмотри, поучись.

Майкл обиженно слезает с подиума, занимая на стуле манерную позу. Феромоны Шона вновь гонят прочь серебристых лисиц, и Энди становится легко.

— Подчинись мне полностью, — шепчет Стив. — Стань мной.

— Да.

Тело Энди течет, словно им управляют невидимые воздушные потоки. Учитель рядом. Парень и чувствует его, и в тоже время - нет. Это тот же секс, только в танце.

— Ну?! — вдруг спрашивает Шон. — Что-то типа этого, понял?

— Постараюсь.

— Валяй.

Часа через четыре уставший и взмокший Майкл взмолился:

— Все. Баста. Не могу больше.

— Стив, — согласился парень. — Я тоже не могу.

— Мы что завтра мир должны покорить?!

— Ты - нет! Детка - да!

Шон подмигнул, и Энди понял, о чем это он.

— Бог с тобой, мое солнце! — Стив дружески похлопал Майкла по плечу. — Пожалею тебя сегодня. Детка — особого рода куколка. Мини. И играть в нее надо аккуратно. Привык, понимаешь, к своему табуну! Того и гляди, крошку пони затопчешь!

— Топчи сам! — театрально обиделся Майкл. — Не мое это! Создай себе балет из карликов и умиляйся, а меня уволь!

— Я подумаю.

— Попробуй только!

— Иди уже!

— Не принимай на свой счет мои слова, детка, — Майкл поцеловал Энди в затылок. — Я тебя все равно люблю. Когда подрастешь - я к твоим услугам.

— Идет, — улыбнулся тот. — Ожидайте.

— Пойдем-ка, милый, — продолжал Стив. — Плеснем еще золота на твою шкурку. Ты что больше любишь: молочный шоколад или темный?

— Не знаю даже. А ты?

— Я и Рой, кстати, мы полюбливаем горький крепкий шоколад. Так что, тебе еще ходить и ходить. Собирайся.

— Я готов.

— Ну, тогда потопали.

— Потопали.

Энди возился с ужином. Он был в хорошем настроении, и ему хотелось сделать что-нибудь необычное. Мысль о близости со Стивом не покидала голову, оборачиваясь там по какой-то своей определенной орбите. Чувство стыда, сбитое в плотный сгусток, вращалось поперек нее по узкой траектории. Чем больше он пытался сравнить Роя и Шона, тем очевиднее понимал, что это невозможно. Они разные. Совершенно. Ну то есть абсолютно. Мальчишке казалось, его сейчас разорвет от тех чувств, которые бродили внутри. Наверное, они сговорились изводить его, чем и занимались с маниакальным упорством. То, собравшись в кучу, они атаковали сердце, заставляя его сокращаться так, словно его обладатель бежал кросс, то наседали на солнечное сплетение, и Энди начинало подташнивать. Иногда они комом застревали в горле, не позволяя себя сглотнуть. Парень вдруг понял, что еще никогда не ждал Роя так, как сейчас. Время не шло. Заплелось, запуталось, потеряло дорогу и остановилось в размышлениях. Ужин не готовился. Во всяком случае, так казалось Энди. Рой не возвращался. Наконец, засунув форель в духовку, парень поднялся в студию и уставился на фотографию Маккены в кресле. Гладкое совершенное тело с вымеренными, идеальными пропорциями. Мягкие каштановые волосы. Глаза закрыты, но Энди знает: там под веками они карие с зеленым оттенком. И Шон, там, в массажном кабинете. Рельефный, с проработанными мышцами, словно пособие для изучения их работы. Темно-русый, с глазами грозового неба. Такие разные…

Парню показалось, что внизу щелкнула дверь. Он сбежал по лестнице, почти не касаясь ступеней.

— Рой!

— Привет, детка. Я умер уже при входе. Так вкусно пахнет. Что-то волшебное.

Он сбросил куртку и вдруг замер, уставившись на него.

— На десерт горячий горький шоколад, как ты любишь, — отчитался Энди, и только потом услышал в собственных словах второй, иной смысл.

— Шоколад, говоришь? На десерт? Как я люблю?

Парень решил покраснеть. На всякий случай. Но на этот раз у него почему-то не вышло.

— Можно мне попробовать его перед едой? — спросил Маккена, притягивая мальчишку за футболку.

— Вообще-то, это десерт.

— Что ты говоришь. Я чуть-чуть. Лишь лизну разок.

— Он перебьет аппетит.

— Не уверен. Проверим?

Энди видел, как меняется взгляд Роя. Как появляются игривые всплески, перерождаясь в тяжелые глубокие всполохи. Сейчас он оближет губы, потому что они сохнут. Мальчишка знает: Рой будет смотреть несколько мгновений. И у него самого они будут. Чтобы тоже рассмотреть его еще раз. Следы от ямочек. На левой брови у переносицы волоски немного топорщатся. Это заметно, только если пристально вглядываться. Размытые зеленоватые штрихи от окантовки радужки к зрачку. Чуть воспаленные венки от усталости на склерах глаз. Едва заметная паутинка морщинок к вискам… тридцати пяти… шести… Сердце Роя. Вот оно. Разгоняется, словно бежит наперегонки с его собственным. Есть несколько мгновений, чтобы успели подняться волны. Глубинные. Мощные. Восставая, они сигналом тревоги начинают передергивать все клетки организма, и те распухают, впитывая кислород, потому что в следующие минуты, получасия, часы им придется только тем и заниматься, что стараться не вылететь из организма.

А Рой облизывает, прикусывая нижнюю губу, едва заметно подается лицом вперед. Он словно нюхает воздух. Все! Время кончилось! Он нападает! Энди готов. Он тоже нападает! Сумятица, в которой хочется еще ближе, еще теснее. Ребра мешают. Проклятые кости! Гнутся, не позволяя раствориться друг в друге. Мальчишка жмется, почти врастая в Роя, перехватывает его дыхание, напирает.