— Не хотел, чтобы они напоминали тебе… не знаю. Стеснялся, наверное.

— Если я подарю их тебе во второй раз, будешь носить?

— Не знаю. У меня никогда не было часов.

— Мне было бы приятно.

— Ладно.

— Странно. Я даже помню, что ты сказал мне тогда.

— Я сказал, что не стоит этого делать.

— Ты и сейчас думаешь, что не стоило?

Энди не ответил и лишь потянулся за поцелуем.

— Скажи, чем пахнет вода? — поинтересовался парень.

Рой задумался.

— Болотом.

— Они не пустили меня дальше порога, — вдруг очень по-взрослому произнес Энди. — Потом пожалели и разрешили посидеть в сушилке, пока не высохнет одежда. Так я и сидел там до рассвета голый. А когда наступило утро, ушел и забыл про тебя. Подумал, что богатому обдолбанному засранцу не будет до меня никакого дела…

— Обдолбанному засранцу?! — возмутился Рой резко развернув к себе Энди. — Это кто "обдолбанный засранец"?!

— Ты, — улыбаясь, ответил парень.

— Посмотри мне в глаза и скажи это еще раз, — настаивал Маккена.

— Так и есть, — мальчишка не закончил фразу, впившись в губы Роя.

— А ты — похотливый развязанный щенок, — услышал он сквозь прерывистое дыхание.

— Только не говори, — высвободившись, успел произнести Энди, — что мы будем трахаться на мосту.

— А чего говорить, когда мы уже…

— Пойдем в машину.

— Не успеем.

Небо покрылось ветрянкой звезд. Чайки вдалеке пробовали последние ноты. Блики в реке покачиваясь передразнивали Энди с Роем. И вода как-то слишком сильно пахла болотом. И какая разница, что парапет пытается холодом прощупать живот парня, а мимо несутся машины? Не все ли им равно, когда непреодолимое желание слияния поглощает целиком, и нет ни сил, ни времени сопротивляться? Рой бьется, целует, а Энди зажмуривает глаза до белых всполохов, а внутри, как ветер сквозь печную трубу, воет «хочу». Мост. Река. Блики. Машины. Хочу.

— Знаешь, — помолчав, произнес Маккена. — У меня родилась одна идейка. Что, если я попробую снимать тебя здесь?

— Здесь?

— А что? Ты — классный. Я — классный. Парапет и река - тоже классные. Не слиться ли нам в одном едином творческом экстазе? Ты - на парапете. Я -

с фотоаппаратом. Река - под нами. Разве не здорово?

— Наверное, — задумавшись, протянул Энди.

— А после: ты, река и эта гребаная бутылка - по всему городу.

— А ты?

— А что я? Тебе - лавры, мне - деньги за контракт и гордость за тебя.

— Ты точно уверен, что хочешь сделать это?

— Точно.

— Другой бы, может быть, и спорил, а я согласен.

— Вот и отлично.

* Мост. Река. Чайки.

Часть 11. Silver foxes.

11. SILVER FOXES.*

— Зайди-ка ко мне, солнце, — кинул на бегу Стив, обнаружив, что Энди появился за столиком в клубе.

Парень повиновался.

— Слушай, — тут же начал он, как только Энди закрыл за собой дверь в кабинет, — у меня проблемы.

— Я могу помочь? — поинтересовался парень.

— Не уверен.

— Что случилось?

— Даже не знаю, как тебе сказать. Короче, дело в том, что я не знаю, с чего начать.

— Начни с начала.

— Глубокомысленно. В общем, я первый раз в таких непонятках. Хочу спросить: ты не передумал?

— В смысле?

— Учиться всему?

— Нет, — твердо заявил мальчишка. — А ты передумал? Если так - я выиграл.

— Никогда! — тон Стива стал уверенным.

Он встал и быстро подошел к Энди вплотную. Парень стушевался, но усилием неизвестной мышцы заставил себя не отступить. Шон помедлил мгновение и прошептал:

— Ну, тогда начнем, пожалуй. Чего тянуть?

Он наклонился для поцелуя, легко коснувшись губ мальчишки, а у того от неожиданности словно свело челюсти. Как легко это делать с Роем и как тяжело со Стивом. Но сам же просил. Только что повторно бросил вызов, а теперь стоишь каменным изваянием, словно и не подозреваешь, что Шон собирается делать. Боги! Черт! Блядь! Однако! Проклятые комплексы! Стоит лучше думать о лисицах, а они, как назло, испарились куда-то. Ни самцов, ни беременных самок с детенышами. Словно их и не было вовсе. Наверное, им не нравятся феромоны Шона. Трусливые твари! А Стив уже целует. Это совсем не так, как Рой. Вообще по-другому. А внутри парня - какой-то кол нецелованной девственности. И у сердца обморок. И у мозга ступор.

— Не бойся, — шепчет Шон.

Спасибо огромное. Все чувствует. Стив слегка улыбается. Интересно ему. Ну еще бы! Он-то знает, что делает. Однако медлит. Изучает. Опытная тварь! Искушенная!

— Ты же уже делал это, — словно убеждает, а тот не верит.

Делал, не делал - какая разница! Все существо Энди сворачивается и всасывается куда-то внутрь, а там - пробка, и оно не пролезает. Скапливается. Давит. А губы Шона

уже где-то за ухом. На шее. И язык там же. У парня мурашки. Со страху, что ли? Стив приучает его. Медленно. Дрессировщик проклятый! Кома организма. Сбежать бы, да нет сил даже шевельнуться. Ощущение, что попал в пропасть между скалами, где внизу вода без суши, да еще и скалы съезжаются. Уже не говоря о том, что плавать толком не умеешь.

— Слушай себя, — шепчет. — Познавай свое тело. Изучай себя.

А что изучать, когда нет его? Сердце трепыхнулось и вновь порушилось в обморок. Лежит, не колыхнется. Шон прижимается кожей к коже, слипается с Энди, и сквозь этот сплав сочится его энергия, внедряется во все клетки и начинает диктовать свою волю. И законы у этой воли совсем другие. И Энди - не Энди, потому что мякнет, теряется. Стив не уступает. Продолжает. Мурашки по телу парня бегут за рукой Шона, словно стая дрессированных собачек. А он, знай себе, гоняет их туда-сюда. И кровь - податливая, и сознание туда же. Мигает, как лампочка в неисправной проводке.

Пот на висках, словно Шон растапливает комплексы, и они исходят через кожу густыми каплями. Сознание выворачивается обратно, но какое-то странное, измененное. Внутри нерешительно звякает тоненький колокольчик: «Хочу», а потом: «Еще». И все успокаивается, разворачивается, отзывается. Стив настраивает его тело, словно дорогой музыкальный инструмент, чтобы оно зазвучало стройно и слаженно. Оно начинает вибрировать, будто тот касается опытными пальцами натянутых струн. Мелодия течет переливами от телесных низких, грудных до душевных высоких и тонких. Парень - словно размятый теплый воск, бескостный и безвольный. Шон приучает его к другим, только своим, поцелуям. Энди нравится, и он отвечает. Не так, как Рою. По-другому.

— Продолжать? — почему-то спрашивает Шон.

Мальчишка не понимает, чего тот хочет, но кивает головой. Тупо, как китайский болванчик. Можно подумать - есть другой выбор?

— Да. Да.

Внутри парня все распределилось и теперь лежит ровными стопками. Они все одинаковые. Да. Да. Да. И не надо создавать хаос. Не надо ничего ломать или перекладывать. Да. Да. Да. Шон аккуратно входит в этот порядок, чтобы царствовать там. Он другой. Совсем другой. Непохожий на Роя. И входит по-другому, и движется по-другому. Качается, не отрывая глаз, словно просматривает, перелистывая страницы книги. Немые строки бегут по лицу мальчишки, а Стив считывает их тайный смысл, расшифровывает и прячет в глубине себя добытое знание. Парень уже не понимает, где он. Что-то тянет вверх, и чем выше, тем труднее дышать. Сладкая асфиксия. Вот он, пик. Впереди. Близко. Шон — проводник. Он ведет по горам знакомыми ему тропами аккуратно, чтобы ученик не сорвался раньше, не коснувшись вершины. Чуть останавливается. Ждет, потому что хочет, чтобы парень все-таки добрался, дополз как-нибудь, а, достигнув - сталкивает, заботливо расправив ему крылья. Чтобы парил в невесомом блаженстве. Обитель ангелов. Ты — гость, и они принимают тебя.

Энди возвращается медленно, словно откуда-то издалека. Открывает глаза, облизывая пересохшие губы, и вновь закрывает, потому что пока нет сил смотреть. Шон касается его губ, словно прокладывает обратный путь. Он вел вверх. Он рядом и теперь, пока парень не спустится, ощутив под ногами земную твердыню.

— Энди.

Это как шлепок, щелчок пальцев гипнотизера, выводящего пациента из небытия.

— Стив, — а голос еще не вернулся, и получается лишь прошептать.

— Возвращайся, — Шон довольно улыбается. — Привет.

— Привет.

— Как ты?

— Не знаю.

— Все хорошо?

— Да.

Парень старается не смотреть на него, уткнувшись взглядом в кофейную пену. Приправленный чувством вины кофе горчит. Шон опять обычный, и фонтан энергии бьет вновь высоко, спокойно и мощно.

— Время идет, а мы с тобой еще ничего толкового