В большинстве мелких деревень о существовании условно-бессмертных «колдунов» знали лишь из слухов, сказок, страшилок, что доносились из-за границы сильно искажёнными. Мнение у простого люда о терринах сложилось крайне скверное.

Как о злой и подлой нечисти.

Плюс к тому забылись старые «боги», забылась история создания и основания мира и нынешних порядков.

Смертные забыли: на Терре изначально существовало двое — Человек и Дух.

Они создали себе новую веру, в Единого. Терринов теперь величали не иначе как «дияволами». А всё магическое считали скверным, злым, греховным и проклятым. Видно, пошло это из историй о подлостях, морах и поветриях, творимых терринами во время войны с людьми.

Поскольку Люция имела черты «дияволов» и дар предсказания, которым активно помогала ближним, девочку обвинили в колдовстве и окрестили ведьмой.

И гнали, гнали отовсюду.

На второй «стоянке» её приютила в избушке древняя старуха, что ещё ведала о старых порядках и реальном мире. Она-то объяснила, как нынче дела обстоят в Северных деревнях, И указала, как все узнают в Люц нелюдя.

Люцие пришлось сотворить с собой ужасное.

Она потеряла много крови, долго билась в лихорадке, плавилась в жаре и бреду, вновь и вновь страдала в мучительном кошмаре о Магнусе и маме, о выжженном лагере.

Молила о смерти и… выжила.

Снова.

Болезнь прошла, раны зажили, а Люц стало проще претворяться человеком. Уже никто не мог в её внешности уличить полукровку.

Но счастье не продлилось долго…

За старухой пришли местные «инквизиторы», обвинили в «ведьмовстве» и приговорили к сожжению. Люцию приписали следом, как ученицу ведьмы.

Это была первая попытка неприветливых северян убить её.

После — состоялось бесчисленное множество.

Но что-то всегда мешало людям довершить дело. То ливень начнётся и затушит костёр, то ураганный ветер подымится, то верёвка на виселице порвётся, то животные взбесятся и нападут на зрителей и конвоиров, то у палача остановиться сердце, то кто-то сбросит ей ключ от темницы в решётку окна…

И всякий раз Люция плохо помнила, как спасалась. Всё словно в тумане. Ярка оставалась лишь боль от раскалённой на груди клятвы.

Зимнее утопление в глубокой реке стало последним штрихом.

Опосля Люция очнулась на берегу рядом с лесом, на подтаявшем снегу, во влажном платье, возле потухшего костра и твёрдо решила следовать в столицу. Хватит с неё деревень.

Однако в Полярисе везение окончательно оставило её.

Столицу наводняли террины. Много терринов. В основном странствующие аристократы и приезжие из разных королевств купцы.

Торговля процветала. Денно и нощно шумели базары, кабаки и таверны. Не стихала музыка, пляски, гул голосов и задорные возгласы зазывал.

А цены… Цены на всё стояли дикие! Особенно для девочки-голодранки.

Мамино кольцо она скрепя сердце заложила ещё в ближайшем городе после «худо утопления», чтоб купить сапоги и тёплый плащ — зимой, увы, без них никуда. Остальные статэры ушли на еду и путь к столице.

В Полярис Люция вошла с парой грошей в кармане.

И они быстро улетели за пищу и питьё.

А ещё начал трещать по швам давний план, а точнее — его отсутствие…

Люция совершенно не представляла, как попасть в замок Ванитасов.

Он стоял на гигантской заповедной территории величиной, если не с город, то с село точно. Окружали её неприступные крепостные стены и караульные, из людей и терринов.

Мышь без пропуска не проскочит, не то, что безродная девчонка.

Проникнуть туда служанкой Люц и не мечтала. После двухмесячного путешествия без должного сна, одежды, ванны и ухода выглядела да и пахла она безобразно. Не брали даже подавальщицей в самый захудалый портовый кабак.

А вот в проститутки чуть не упекли.

Тырховы матросы, посетители кабака, смекнули, что Люц без роду и племени, совсем одна в городе и попыталась поймать и продать.

Благо за годы она научилась быстро бегать, а юркой и ловкой была от рождения. Да и противники оказались человеками.

Но навыки не помогли ей, когда кончились деньги.

Охотиться в городе не на кого — разве что на крыс — а с воровством не склеилось сразу. Все купцы, сплошь и рядом — террины и умеют чаровать. А если за прилавком вдруг оказывался смертный, то товар и лавка его были увешаны защитными артефактами, амулетами и чарами, как дворовая собака блохами. Вообще не подступиться!

У людей-покупателей красть нечего: жалкие крохи и за теми — пристальный надзор. Террины разгуливали по рынку вальяжно и за деньгами не следили, но где найдётся смельчак дурак, готовый рискнуть здоровьем ради их кровавого золота.

Все знали, что лэры периодически накладывают на свои кошельки пакостные чары, от которых у вора, в лучшем случае, откажут руки, в худшем — кожу разъест до кости. Или ещё какая гадость случиться — фантазия у «бессмертных» богатая.

Но только мгновенную смерть они не даровали. О-о-оо, нет, это было бы слишком милосердно. Только мучения. Только боль.

В общем, в жизни Люции с приездом в столицу наступила чёрная полоса.

Уже почти две недели она ночевала на улице, в занюханном переулке, на картонке, завернувшись в дырявый плащ и нахохлившись. Перед ней стояла ржавая железная кружка. Мостовую сковывал иней, с неба сыпал колючий снег.

Сил совсем не осталось. Живот крутило от нестерпимого голода, голова кружилась, глаза слипались.

Люц умирала. Чувствовала, как по капле утекает в ледяную землю жизнь. Твердила себе: «Только не спи! Не спи!..» — но противиться тяжёлой дрёме, уж не было мочи.

Клятва снова припекала кожу, но как-то тускло, блекло, как едва тлеющий уголёк. Кажись, она тоже сдалась.

Магия угасала с жизнью.

Люция смирилась со смертью, и в этот момент, будто луч солнца вырвался из-за тучи — из-за угла появилась Изабель.

— Девочка, ты жива? С тобой всё в порядке?

Тёплая, нет, обжигающе горячая ладонь дотронулась до полуобнажённой тонкой шеи, и Люция распахнула глаза.

Сердце зашлось в испуге. Кровь взбурлила.

— Н-нет, — тихо, скрипя как старуха, вымолвила девочка пересохшими губами. — Плохо…

Морщинка пролегла меж светлых бровей.

— Давно здесь сидишь? — женщина оглянулась по сторонам, а Люц отметила, что одежда у неё простая, но опрятная и чистая. — Где твои родители?

— Нет, — мрачно ответила Люция. Она, на удивление, не опасалась эту незнакомую нессу. Та была человеком, с открытым лицом и живыми эмоциями и… ей хотелось доверять. Против воли. Она чем-то напоминала маму, хотя внешне — полная противоположность. — Ничего и никого у меня нет… Больше нет. Только я сама.

Кривая