Заряда на год хватит, – убедительно врал Симай. – Новейшая разработка, для армии. Американский. Электрический. – А если аккуратно пользоваться, то и на два. Нет, не продам, пожалуй, за трешку, не сошел же я с ума, в самом деле. Червонец. Да и за червонец бы не продал, если б не нужда. Ему, самое малое, четвертной билет цена…

Сошлись на пятерке. Портье быстро спрятал под стойку фонарь и выложил деньги: три рубля и рубль бумажками, остальное мелочью.

– Эх, прогадал, – вздохнул Симай, сгребая деньги. – Без штанов ты меня оставил. Ладно, пропьем – наживем. Какой номер у нас, говоришь?

Они получили ключ от номера тридцать один на третьем этаже; с некоторым удивлением узнали, что на каждом этаже в конце коридора имеется туалетная комната с унитазом; поднялись по скрипучей деревянной лестнице; нашли нужную дверь, расположенную в середине коридора; отперли и вошли.

Две небрежно застеленные кровати с не слишком свежими на вид полотенцами на спинках и лоскутными одеялами, обшарпанный стол без скатерти с канделябром на четыре свечи и медной пепельницей, покосившийся платяной шкаф с треснувшей дверцей, два венских стула, вешалка на стене, умывальник с тазом (тоже медным). Вот и вся обстановка.

И на том спасибо, подумал Сыскарь. Можно сказать, повезло.

– Спать, – сказал он. – Покурить и спать. Устал, как неумытый чебурашка.

– Возражений не имею, – ответил Симай.

Сыскарь открыл глаза и сразу вспомнил, где находится и что вчера произошло. Взял со стула часы. Половина восьмого. Рановато, учитывая, во сколько они легли, но он всегда просыпался примерно в это время, так что ничего удивительного. Придавить, что ли, еще? Минут, эдак, девяносто-сто двадцать. Внутри зашевелился червячок беспокойства. Маленький, но ощутимый. Значит, уснуть не удастся. И очень хорошо. Потому что червячок этот просто так не шевелится. Если уж будит, значит, по делу. Проверено.

Он поднялся, натянул джинсы, машинально выглянул в окно. Небо в тучах, дождя нет, но крыши мокрые – видно, недавно прошел. И темная брусчатка внизу тоже влажно блестит.

Стоп. А это что?

Снизу по улице поднимался давешний портье с двумя жандармами по бокам и чуть сзади. На левом боку, на ремнях – шашки, на правом – револьверные кобуры со шнурами. Сапоги начищены так, что и отсюда видно сияние. И шаг – решительный, целеустремленный. Можно даже сказать, имперский.

Вот так-так. А ведь это вполне может быть по наши души, метнулась мысль. Посидел наш портье, подумал, да и решил, что двух столь подозрительных типов надежнее будет сдать в полицию. Черт его знает, может, у него вообще уговор сдавать всех подозрительных, за что полиция закрывает глаза на какие-нибудь его не слишком законные делишки. Девочки там, кокаин, скупка-перекупка краденого… Надо уходить. Береженого, как известно, бог бережет, а не бережёного конвой стережет.

– Симай, подъем.

Кэдро мулеса проснулся мгновенно, тут же сел на кровати и потянулся к джинсам.

– Что?

– Полиция. Наш ночной портье ведет. Скоро будут здесь.

– …ь! – выразился Симай. – Поссать, значит, не успею.

Минута – одеться и обуться. Тихо выскользнули в коридор. Как раз вовремя, чтобы услышать, как внизу хлопнула входная дверь.

– По лестнице нельзя, – сказал Симай.

– Знаю, – Сыскарь в три широких и быстрых шага подошел к единственному окну в конце коридора. Отодвинул в сторону глиняный горшок с чахлым цветком неясной породы, отщелкнул шпингалеты, рванул на себя раму, выглянул наружу, бросил взгляд налево-направо.

– Есть, – кивнул удовлетворенно. – Молодцы предки, пожарные лестницы уже предусмотрели.

– Кому предки, а кому потомки, – философски заметил Симай. – Чур, ты первый. А то я высоты боюсь.

– Не гони, – сказал Андрей и полез в окно. – Боится он…

Все оказалось бы просто, не случись дореволюционные полицейские умнее, чем о них подумал Сыскарь. В гостиницу вошел только один. Второй обошел ее снаружи и вывернул из-за угла как раз в тот момент, когда оба приятеля-товарища выбрались на лестницу и начали спуск. И ведь не просто вывернул полицейский, а тут же спрятался обратно за угол, ожидая, когда добыча сама упадет в руки. Но Сыскарь, спускавшийся первым, его заметил.

– Стоп! – скомандовал коротко. – На крышу!

Симай не стал уточнять, что к чему, молча подчинился. Но и полицейский, сообразив, что его заметили, выскочил из-за угла, и тут же окрестности залила пронзительная трель свистка.

– Не свисти! – вклинившись в паузу вдоха, крикнул вниз Симай. – Денег не будет!

И, пока страж порядка, соображал, что же это такое ему сказали, скрылся за краем крыши. Андрей последовал за ним.

Перебежать по крышам до соседней улицы не составило особого труда, хотя оба и рисковали поскользнуться последовательно на мокром шифере, железе, черепице и загреметь вниз, на брусчатку. Но Бог миловал. Тут снова повезло – улочка, как сказал бы Симай, оказалась узкой, как щелка девственницы, и товарищи, по-прежнему преследуемые трелью полицейского свистка, не сговариваясь, с разгона архарами перемахнули на другую сторону. Прогрохотали по кровельному железу, крашенному темно-коричневым суриком, до начала следующего квартала; нырнули в ближайшее чердачное окно; распугивая голубей, выскочили на лестницу, а затем, через несколько секунд, и на улицу.

Сыскарь не знал города совсем. Симай знал частично. Но Княжеч относился к тому редкому типу городов, чья дореволюционная историческая часть почти не изменилась за последние сто с лишним лет. Так случилось, что во время обеих мировых войн и в последующие годы при неоднократной смене властей, идеологий, экономической политики и даже национального и классового состава жителей она почти не пострадала.

К тому же обычно меняются только жилые дома и прочие сооружения – старые разрушаются, на их месте возводятся новые. Что же касается улиц, то они, единожды проложенные, чаще всего остаются неизменными. С теми же уклонами, подъемами, поворотами и даже шириной. Поэтому Симай довольно уверенно вел Андрея по запутанным улочкам и переулочкам Княжеча. Он бывал в этих местах двести лет назад и сто с лишним лет вперед, и пусть не всегда узнавал дома, но в направлениях и пересечениях улиц не ошибался.

– Куда мы? – спросил Андрей.

– Дадим кругаля вокруг центра, выйдем к Старому Рынку. Думаю, он, как был, так рынком и остался. Попробуем одежку там купить. Или сменять. В этой мы что твои белые вороны. Или попугаи. Издали заметны любому.

– Правильная мысль. А помнишь, как мы познакомились?