Мы оба знаем, что это ложь.

Мы шагаем всю ночь и часть утра, плечо к плечу, и призываем наши воспоминания, чтобы не создавать новых. Нам то и дело случается ступать вразнобой, но всегда удается восстановить ритм. Заснеженный ландшафт вокруг нас сменяется каменистыми болотами, затем торфом. Тропинки превращаются в наезженные колеи, затем в гравийные дороги. Моя троллесса не позволяет себе отставать от меня. Я постепенно привыкаю слышать, о чем она думает, как в былые дни.

Под нашими ногами звенят шахтные галереи. Это не просто гиперактивные гномы, бурящие туннели, здесь замешаны уже теллурические силы. В ритме проходки чувствуется что-то неумолимое. Гул машин теперь смешивается с ударами кирки. Это похоже на музыку, которую Жозетта гоняла в салоне: эффектная, жесткая. Бездушная.

— Как ты думаешь, мы сможем срезать через Злой лес? — говорю я, когда солнце спускается за горизонт. — Мы бы сэкономили время.

Линия опушки протянулась в некотором отдалении от нас, такая же зловещая и неприступная, какой она мне помнилась. Просека, которую я когда-то пробил, давно заросла. От иззубренных пней, поросших ядовитыми грибами, которые светятся в полумраке, струится гнилостный запах.

Моя троллесса качает головой:

— Никак невозможно. С тех пор как ты ушел, там ситуация только обострилась.

— Гигантские пауки? Упыри?

— Еще хуже. Его превратили в природный парк. Не разрешается ничего топтать. Или истреблять.

По нашим барабанным перепонкам бьет заунывное улюлюканье совы, за которым следует предсмертный хрип ее добычи. Я пожимаю плечами:

— Ты знаешь, я ничего не имею против цивилизации, но природе она вредит!

Мы угадываем приближение замка прежде, чем его видим сквозь туманы, поднимающиеся от торфяников. Едва рассвело, а нас уже дважды проверяли группы рыцарей при всем параде, которые потребовали к осмотру наши приглашения и подозрительно кружили вокруг нас, прежде чем неохотно пропустить. После неудачного апгрейда их мечей у них появилась причина иметь зуб на всех троллей вообще — и на меня в частности. К счастью, на их взгляд мы все выглядим одинаково.

Окрестные леса вырубают; звук топоров стоит оглушительный. Едва обтесанные стволы деревьев сложены в пирамиды у наружных укреплений. Мимо нас громыхают телеги, груженые сеном или перехваченными цепью бочками. Мы вынуждены идти по обочине дороги, зарываясь ногами в жирную землю. Через несколько минут пальцы моих ног покрываются черноватой коркой, идеально сочетающейся с моим антрацитовым костюмом. Я добавляю несколько веточек вереска, чтобы изображали шнурки. Теперь я готов к церемонии.

Корсаж моей бывшей, вымокший под непрекращающимся дождем, нескромно ее облепляет. Когда она расправляет плечи, у меня перед глазами встают всевозможные воспоминания.

— Официантам с другого входа, со стороны кухни, — это нас приветствует отвечающий за подъемный мост гоблин.

У нас над головами, на зубчатых крепостных валах, полно фигур, вооруженных копьями и разноцветными букетами. Эффект, надо признать, прямо опереточный. Особенно против света.

— Мы приглашенные, — парирует моя троллесса голосом, которым только бетонные блоки крошить. — Так что опускай свой мост и дай нам пройти, или я в твоем чудненьком замке пробью вторые ворота.

Она не добавляет «И в твоей заднице заодно», но это идет подтекстом. Вздохнув, я машу в сторону крепостных валов приглашением. Даже с расстояния розовый цвет маленьких кошечек достаточно кидается в глаза, чтобы исключить всякую двусмысленность.

— Вы родственники жениха или невесты? — спрашивает начальник стражи.

Мы обмениваемся недоуменными взглядами. Как-то раньше такого вопроса не вставало.

— Мы друзья семьи, — говорю я.

И при этих словах соображаю, что мы забыли запастись подарками.

— Это вы, шеф? — Седрик крутится вокруг меня, любуется моим угольным нарядом, потом фыркает. — В чем это вы извалялись?

Как только приглашение перешло в руки к церемониймейстеру, моя троллесса отправилась в буфет рядом с конюшней. Я предпочел ожидать во внутреннем дворе, увешанном бело-голубыми драпировками. Я наблюдаю за тем, как слуги суетятся вокруг тележек с едой в искусно распланированной сутолоке; поглядываю на стражников, патрулирующих среди гостей и тупо пялящихся на всех, кто не носит доспехов.

Что-то назревает, и это «что-то» — не только свадьба.

— Где Шелдон и Бризена? — взрыкиваю я. — Ты мне можешь объяснить, что происходит?

Он оглядывается через плечо, чтобы убедиться, что в пределах слышимости нет рыцарей.

— Мы ждем уважаемых гостей, — заговорщически шепчет он.

— Ну ладно, я здесь, — говорю я. — И моя подруга тоже.

Он даже не улыбается. Из второго входа, ведущего в донжон, доносится шквал отрывистых приказов, и все солдаты выстраиваются в две шеренги. Пахнет свежеиспеченным хлебом, навозом и экстра-качественной смазкой для доспехов. У сторожки разводного моста оруженосец полирует броню своего господина салфеткой с ароматом вечера после битвы. Одуревшие от запаха вороны кружат над ним и зловеще каркают.

— Это не то, что я бы назвал праздничной атмосферой, — говорю я, похрустывая костяшками пальцев. — Что тут за бардак?

— Позже, шеф. Мне с другими рекрутами нужно организовывать прием гостей. Мне пора, поговорим позже. Познакомьтесь пока со своими будущими соседями по столу.

Я придерживаю его за воротник парадного кителя.

— Насколько мне известно, ты пока еще мой стажер. Так что я тебя реквизирую.

— Я же выволочку получу!

— Замечательно, как ты все схватываешь, — улыбаюсь я. — А теперь рассказывай.

Он опускает глаза долу и передергивается, но за месяцы стажировки научился распознавать момент, когда надо быть паинькой. Собственно, поэтому-то он все еще здесь, среди живых. Одаренный парнишка. В лицо ему я этого ни за что не скажу, но даю себе обещание сделать такую пометку в его итоговом отчете. Уцелел после стажировки в реальных условиях, или что-то в этом роде. На дне шахты это стоит всех дипломов в мире.

— Будет внеочередное заседание совета директоров, — объявляет он, оглянувшись налево-направо. — Все основные акционеры, плюс высшее руководство. Тесть Шелдона — один из них. Собрались поделить мир, как пирог.

— И что, обычное дело, — ворчу я.

— Нет, на этот раз они действительно его делят. И нож им подготовил не кто иной как Кредебит.

Я с сожалением отпускаю его, когда во двор с криком врывается эскадрон стражников. С крепостных валов зазвучали трубы, поднимаются решетки. Я морщусь от скрипа цепей.

— Здесь не хватает громкого смеха и пошлых шуток, ты не находишь? — заявляет моя троллесса из-за моего плеча. — И буфет в основном для людей. Я стянула все гранаты. А единорогов ты видел?

— Я не слышал даже как ты подошла.

— С тем гамом, что они подняли, это неудивительно. Что тебе сказал Седрик?

— Я думал, ты