бы остаться здесь и закончить вот так? — Я указал на труп телохранителя. Наступавший рассвет показал теперь весь ужас зияющей раны на его горле.

Джет вскарабкался на верблюда и уселся позади меня.

— Домой! Домой! — Я хмыкнул и натянул поводья. Верблюд фыркнул и поднялся во весь рост. Джет взвизгнул и крепко вцепился в меня. — Домой! Домой! - Повторил я, и мы двинулись ровной рысью, оставив оазис и гостиницу «Голодный крокодил» далеко позади.

Последние звезды исчезли. Дорога перед нами и чахлая растительность по обе стороны с каждой минутой становились светлее. Когда солнце вот-вот должно было взойти и начать светить нам в лицо, мы направились к Нилу.

XIII

В тот день я старался преодолеть как можно большее расстояние между нами и «Голодным Крокодилом».

Я почувствовал запах реки задолго до того, как мы ее достигли - богатый, плодородный, влажный, заостренный рыбой запах Нила и наносной почвы его широкого устья, настолько мощный и всепроникающий, что все время, пока мы оставались в Дельте, этот запах преследовал меня повсюду в любую секунду, и днем, и ночью. Все на мне - моя одежда, мои волосы, даже моя кожа - пропиталась бы этим запахом.

Следуя маршруту, подсказанному Тафхапи, когда мы достигли первого рукава Нила, я повернул на юг,  и поехал по дороге в сторону Саиса.

Движение на дороге было редким. Когда мы остановились перекусить в придорожной гостинице, мы были единственными посетителями. Когда нам пришлось переправляться через реку, мы были единственными пассажирами на пароме. Это самое спокойное время года не было ни сезоном сбора урожая и ни сезоном торговли. Растущий страх перед бандитами также обескураживал путешественников. Я чувствовал себя довольно заметным, когда ехал на верблюде с Джетом позади себя - но заметным для кого?  На протяжении долгих отрезков пути в поле зрения не было ни одного человека.

Недалеко от Саиса, во время перерыва, чтобы размять ноги и справить нужду на берегу реки, я решил затронуть деликатную тему.

— Ты знаешь, Джет, что я сожалею о том, что сделал на тебя ставку.

Он пожал плечами: — Это была моя идея.

— Да, Джет, но ты ребенок и раб, в то время как я свободный человек. Это было мое решение, и я считаю его плохим.

— И все же в конце концов все получилось хорошо.

— Неужели это так?

— Конечно. Разве мы не здесь, вдали от этого ужасного места, не стоим в приятной тени этого платана, добавляя воды в Нил? Я все еще раб, да. И ты все еще полоумный римлянин. Но разве мы оба не живы? И разве у тебя нет сумки, полной сокровищ?

Я медленно кивнул: — Да, все это правда...

— Даже то что я сказал, что ты полоумный? — Он хихикнул.

Я прикусил язык: — Но я должен задаться вопросом ...

— Ты хочешь знать, воспользовался ли мной набатеец.

Я вздохнул: — Да.

— Потому что, если он это сделал, без ведома или разрешения моего хозяина, то Тафхапи тебя накажет.

— Нет, Джет. Меня беспокоит не Тафхапи.

— А-а-аа, это из-за меня ты беспокоишься? Но я, ведь, часть собственности, на которую ты поставил, чтобы заполучить этот рубин?

Я снова прикусил язык: — Да, Джет.

— Я уже рассказывал тебе, что произошло. Ободас выпил снотворное, думая, что это любовное зелье, и все.

— Он сразу заснул?

— Сразу же как только выпил настойку он захрапел, даже не успев раздеться, а из уголка его рта текла слюна.

— Значит, он не сделал тебе ничего плохого? Когда я услышал этот крик посреди ночи...

— Это кричал тот другой мальчик с перерезанным горлом.

— Теперь я это знаю. Но в то время...

— Ты подумал, что это я. — Он поднял бровь. — И все же ты не прибежал, чтобы меня защитить.

— Меня накачали снотворным, Джет, так же, как и Ободаса.

Он ухмыльнулся: — Полагаю, мне нужно было рассказать длинную историю о пытках, которым он меня подвергал, от которой у тебя волосы встали бы дыбом, и обо всех ужасных вещах, которые он заставляли меня делать, просто чтобы посмотреть на твое лицо. Но это было бы ложью. Он запрокинул голову и рассмеялся. — Как, должно быть, могущественна эта твоя богиня Фортуна и как она, должно быть, тебя любит!

После моего глупого поведения в гостинице, когда я все время думал о Бетесде, я считал себя самым несчастным из людей, а не самым удачливым. — Почему ты так говоришь, Джет?

— Подумай об этом сам. Если бы ты выиграл тот финальный раунд, а вместе с ним все монеты и ожерелье с рубином, то Крокодил и его сыновья пришли и убили бы тебя ночью - и меня тоже, поскольку я был бы с тобой в комнате. Вместо этого мертв набатеец, а ты жив, и вот мы, счастливые, в пути, с таким количеством сокровищ, о котором ты и мечтать не мог. Если бы ты выиграл, то потерял бы все. А, проиграв, ты выиграл.

Я кивнул, затем вздрогнул.

— Что ты только что сказал о сокровище?

— Его больше, чем ты мог и мечтать!

Я посмотрел через реку, осматривая далекий берег. Затем подошел к дороге и посмотрел по сторонам. Никого не было видно. Я вытащил мешок из верблюжьей попоны, затем поспешил обратно в наше уединенное место у кромки воды, развязал веревку и заглянул внутрь мешка.

Я резко вздохнул, затем застонал от смятения.

В моем растерянном состоянии и в нашей отчаянной попытке быстрее сбежать из гостиницы я не смог точно понять, что было в мешке. По какой-то причине я думал, что внутри были только монеты. Действительно, монет было великое множество - но это было еще не все.

Дрожащими пальцами я