лице слишком быстро чтобы я успела прочитать их. Гнев? Ревность? Беспокойство? К тому времени, как он подкатился ко мне, выражение его лица было непроницаемым.

— Девушка Грейсона? — он усмехнулся, как будто это была нелепая идея. — Очевидно, ты слишком хороша для него.

— Я так не думаю, — сказала я, намеренно подталкивая его, потому что он, очевидно, терпеть не мог Грейсона. — Грейсон был добр ко мне.

— Это так?

— Он взял меня с собой в Париж, — я наклонила голову, изучая его, ожидая еще одной вспышки реакции, прежде чем он успеет изменить выражение лица. — Держу пари, он не стал бы мне лгать.

Он недоверчиво усмехнулся.

— Тогда тебе определенно стоит проверить эту теорию. Грейсон всегда лжет.

— Что произошло между вами, ребята?

Он запустил пальцы в волосы.

— Это в прошлом. Мне не нравится думать об этом, — отвел взгляд. — Мне не хотелось терять друга. Особенно такого, как Грейсон.

На его точеных скулах проступил румянец.

Я была уверена, что больше от гнева и эмоций, чем от напряжения, вызванного выходом на лед.

Но я верила, что он имел в виду именно это. Ему не нравилось терять дружбу с Грейсоном.

— Я думаю, ты знаешь о моем прошлом больше, чем хочешь мне рассказать, — прошептала я, боясь, что мой голос задрожал бы, если бы я произнесла эти слова громче. — И я собираюсь разобраться с этим, Себастьян. Ты всегда наблюдаешь за мной. Защищаешь меня. Как будто ты знал меня раньше…

— Мне не обязательно было знать тебя раньше, чтобы захотеть защитить тебя сейчас, — горячо перебил он. — Я хочу тебя, Кеннеди. С того момента, как впервые увидел тебя. Все очень просто.

— Нет, — начала я говорить, но затем внезапно его большое тело прижалось к моему.

Его руки обхватили меня за талию, поддерживая.

Я посмотрела на него, мои губы приоткрылись от удивления, прямо перед тем, как он наклонил голову и поцеловал меня.

Его губы коснулись моих, мягкие и прохладные на ощупь. На вкус он был как жевательная резинка с корицей, и этот вкус и запах были еще одним дразнящим воспоминанием в глубине моей памяти. Мои губы приоткрылись навстречу его губам, приглашая его войти, вопреки себе. Между моих бедер появилась боль.

Одна из его больших ладоней обхватила мою щеку. Его ладонь была грубой, мозолистой на ощупь, но в хорошем смысле.

— Это нормально? — спросил он меня.

Мне так сильно захотелось поцеловать его снова.

— Целуешь меня, чтобы я заткнулась? — лукаво спросила я в ответ. — Все в порядке, если ты понимаешь, что я все равно не собираюсь молчать.

Он уже наклонился вперед, чтобы снова поцеловать меня. Его губы коснулись моих в улыбке, и это заставило меня тоже улыбнуться. Мне нравилось, когда Себастьян смягчался в улыбке. Это заставляло меня чувствовать, что я одержала какую-то победу.

Он легко поднял меня со льда, и я издала тихий вскрик шока, когда мои лезвия оторвались от льда. Но он крепко держал меня, когда сажал на низкую стенку штрафной.

— Ты просто такая мелкая, — пожурил он меня, как будто я сделала это специально. — Я собираюсь что-нибудь растянуть, пытаясь наклониться, чтобы поцеловать тебя.

— Ты действительно оскорбляешь меня во время поцелуя? — спросила я, обхватывая бедрами его тонкую талию, чтобы не упасть.

— Это не оскорбление. Мне всегда нравились невысокие девушки, — его губы изогнулись еще немного, на грани широкой улыбки.

— У тебя лучше получается целоваться, чем разговаривать, — сказала я, хватая его за толстовку спереди и снова притягивая к себе.

Его губы прижались к моим в мягком, нежном поцелуе. Я почувствовала, как вздыхаю у его рта от ощущения его тела напротив моего. Мои руки легли на твердые поверхности его груди, чувствуя, как они изгибаются и двигаются, когда он наклонился вперед, чтобы поцеловать меня. Аромат его лосьона после бритья, казалось, поглотил меня, вместе с более глубоким запахом, который принадлежал только ему.

Он углубил поцелуй. Одна из его больших рук скользнула в мои волосы, обхватив мой затылок. Затем он откинул мои волосы назад, обнажая горло. Было приятно, когда он тянул меня за волосы, и еще приятнее стало, когда его губы коснулись изгиба моей шеи.

Все мое тело напряглось, моя сердцевина запульсировала от желания, когда его рот скользнул вдоль моего горла к интимному местечку чуть ниже уха.

Вдалеке хлопнула открывшаяся дверь. Он внезапно отстранился, все еще обнимая меня за талию. Его обеспокоенные темно-синие глаза встретились с моими.

— Штрафная, — прошептала я, уже опуская одну ногу.

Мы могли бы спрятаться там, и никто бы нас не увидел.

Он кивнул и через секунду перепрыгнул через стенку штрафной. Его рука обхватила меня за талию, и он помог мне перебраться, мы вдвоем опустились на землю, прислонившись спинами к стене.

Его большое плечо прижалось к моему. Несколько долгих ударов сердца мы оба молчали, прислушиваясь к голосам, доносившимся с лестницы, ведущей к катку.

Я не узнала первый голос.

— Тренер Рид, — тихо сказал он. — Тренер вратарей.

Он ущипнул себя за переносицу, на его лице появилось выражение замешательства, прежде чем он прошептал.

— Это было так глупо. Мы не делали ничего такого. Нам не нужно было прятаться.

— Тогда ты хочешь вернуться на лёд? — прошептала я в ответ.

— Не сейчас. Это будет выглядеть чертовски нелепо, когда мы вдвоем выскочим из штрафной.

— Ты чертовски схематичен, — прошептала я в ответ. — Ты знаешь что-то, о чем не говоришь мне. Или ты жуткий серийный убийца, который все время следит за мной, потому что планируешь сделать святилище из моих ключиц…

Его брови изогнулись. Я ожидала отрицания, но он провел кончиком пальца по одной из моих ключиц, движение было чувственным даже через толстовку.

— Одна из этих крошечных вещиц? Для алтаря я мог бы найти ключицы получше.

Мои губы приоткрылись в притворной обиде. Потом я вспомнила, что не должна позволять симпатичному мальчику-хоккеисту отвлекать меня.

— Просто поговори со мной. Пожалуйста.

— Ты же сказала, что целоваться у меня получается лучше, чем разговаривать, — напомнил он, затем внезапно перевернулся на спину, лежа на холодном, твердом полу.

Он схватил меня за бедра и развернул так, чтобы я оседлала его.

— Ты сумасшедший, — прошептала я. — И чрезвычайно откровенный.

— Только когда дело касается тебя, — признался он. Затем он запустил руку в мои волосы, прежде чем притянул меня к себе, пока мы не оказались нос к носу. — Я просто не могу сопротивляться тебе, Кеннеди. Мне жаль. Я не могу оставаться в стороне.

Его тон и слова казались дразнящими.

Но в его взгляде было что-то похожее