Место для ночлега отыскали подальше от входа в тоннель и в стороне от тропы — в глухой впадине, со всех сторон окруженной скалами. Всем сразу спать не довелось — на всякий случай решили выставить пост. Ночное время разбили на три равных отрезка и дежурили по очереди. Вначале — Кольцов, за ним — Мартьянов, и последним — Чары.

Неизвестно, о чем думали Мартьянов и Чары во время своего дежурства. А вот Кольцов думал о девушке Кариме. Он, может, и не хотел бы о ней думать, но думалось как-то непроизвольно, само собой. Чем-то Карима зацепила Кольцова прямо с первого же взгляда, чем-то притянула к себе. Чем именно — об этом он даже и не размышлял. Он, наряду с воспоминаниями о Кариме, размышлял о другом. Он думал о том, что вот он подполковник ФСБ, ему тридцать пять лет, и он ни разу не был женат. Даже попытки жениться и то у него не было. Как-то все не срасталось и не состыковывалось, хотя и мужчиной он был видным и кандидатки в жены у него имелись… Но отчего-то ни одна из кандидаток так и не стала его женой, а отчего оно так — поди разберись. И вот сейчас он задумался о том, что Карима вполне могла бы стать его женой.

Такая мысль возникла у него неожиданно, и она его буквально привела в восторг. А в самом деле — почему бы и нет? Может, она не согласится? Ну, так он, Кольцов, сделает все возможное, чтобы она согласилась! А дальше все будет легко и понятно: он увезет ее с собой, в Подмосковье у него есть квартира, они с Каримой поселятся в той квартире, и это будет их общая квартира, точнее сказать — это будет их общий дом. Что тут сложного и что тут непонятного? Главное, чтобы Карима согласилась. Вот вернется он, встретится с ней, найдет нужные слова, и уж тогда-то…

Впрочем, вслед за такими благостными мыслями пришло и печальное отрезвление. Увезти Кариму, конечно, можно, а вот как быть дальше? Он — подполковник российских спецслужб, она — гражданка другого государства… От кого-то Кольцов слышал, что сотрудникам ФСБ запрещено жениться на иностранках. А что, если это и вправду так? Что же тогда ему — увольняться со службы? Но куда он в этом случае подастся? По большому счету, он и делать-то ничего не умеет, кроме как выслеживать, допрашивать, анализировать — в общем, заниматься всем тем, что принято называть громкими словами «стоять на передовых рубежах». Но сейчас он понимал, что ради Каримы готов уйти с этих самых передовых рубежей…

Ничего: вот он вернется, поговорит с девушкой, точнее сказать, объяснится с ней, а дальше будет видно. Такой-то мыслью Кольцов сам себя отчасти и успокоил.

…С рассветом тронулись обратно и ближе к вечеру были уже внизу, у поджидавшего их «уазика». Как оказалось, гряда, по которой проходила граница, была не слишком широкой — это, можно сказать, была узенькая ленточка, разделявшая два мира — тот и этот. Мартьянов, Кольцов и Чары уселись в «уазик» и поехали.

* * *

Ничего из задуманного во время ночного дежурства в горах Кольцов не выполнил. Нет, он все же встретился с Каримой, но встреча получилась короткой и скомканной. По сути, никаких заранее приготовленных слов Кольцов Кариме так и не сказал. А почему — да кто ж его знает? Может, потому что не решился, а может, потому что подспудно понял — еще не время. Всякое решающее слово должно говориться вовремя, тогда и цена ему соответственная, и вера тоже. Особенно это касается слов любви. Скажешь не вовремя такое слово, и не будет ему веры, и вспорхнет оно, словно испуганная птица, да так больше и не вернется…

— Можно, я тебе напишу? — спросил Кольцов у Каримы, подумал и добавил: — Сейчас это просто. Есть много способов… А еще — можно и словами… То есть не написать, а поговорить… Просто-таки глядя друг другу в глаза. И неважно, кто в какой стране живет…

— Напиши, — сказала Карима. — Или поговорим. Ты — спросишь, а я — отвечу.

— Тогда диктуй адрес, — сказал Кольцов.

…Когда Мартьянов и Кольцов совсем уже было сели в машину, чтобы ехать в аэропорт, а оттуда лететь в Москву, к ним подошел Чары.

— Выйди на минуту, — сказал он Кольцову. — Хочу с тобой поговорить.

Кольцов вышел. Он понимал, о чем будет разговор — о Кариме.

— Карима — моя сестра, — сказал Чары, глядя в сторону. — А я — ее брат. Ты понимаешь, что я хочу этим сказать?

— Да, понимаю, — кивнул Кольцов.

— По нашим законам, я обязан заботиться о чести сестры, — сказал Чары.

— И это я понимаю, — серьезно сказал Кольцов, помолчал и добавил: — Я ее полюбил.

— А она? — спросил Чары.

— Об этом спроси у нее сам, — усмехнулся Кольцов.

— И что же будет дальше? — спросил Чары.

— Не знаю, — вздохнул Кольцов.

Чары ничего на это не сказал, лишь протянул Кольцову руку. Они обменялись крепким рукопожатием, Кольцов сел в машину, и она тронулась с места. Чары долго еще стоял и смотрел вслед уехавшей машине. Каримы рядом с ним не было. Если бы она стояла рядом с братом и также смотрела бы вслед уехавшей машине, то это было бы расценено как безнравственный поступок. По местным неписаным законам женщина всеми способами должна скрывать свою любовь к мужчине.

Глава 17

В спецотряде ГРУ (так сокращенно именовалось Главное разведывательное управление) все было засекреченным: и проводимые бойцами отряда спецоперации, и даже имена бойцов. Так полагалось, таковы были инструкции. Собственно, даже не инструкции, а самые настоящие приказы, которые также были секретными. В соответствии с приказами, никакого ГРУ не существовало вовсе. Но, тем не менее, оно существовало, и были в нем командиры и рядовые бойцы, которые, как уже упоминалось, также были засекреченными.

Что означает быть засекреченным командиром или рядовым бойцом ГРУ? Это означает многое. Это означает практически все — от выполняемых спецотрядом задач до званий и имен. Это касается даже отношения бойца к своим родным и близким. Никто из них не должен знать, чем именно занимается сын, брат, племянник и даже муж. А если кто-то и знает или хотя бы догадывается, то он обязан накрепко держать язык за зубами.

Никто в отряде, о котором идет речь, не называл друг друга по именам: ни командиры