в течение времени. В некоторых снах существует «архаический осадок», по словам Фрейда, когда проявляются психические формы, которые ни один случай из жизни человека и, следовательно, ни одно воспоминание не могут объяснить, которые кажутся врожденными, изначальными и составляют наследие человеческого разума [9]. Юнг отмечает также постоянство определенных архетипов во снах, связанных, например, с религиями и ритуалами Востока и Запада: «Их интерпретация обогащает бедность сознания, словно заново обучая их пониманию забытого языка инстинктов» [10].

Кража запретного плода в приведенном выше примере является хорошо известной мифологической темой, встречающейся в библейской истории, а также в бесчисленных мифах и легендах. Именно через ассоциативные связи, непосредственно относящиеся к сновидению, всплывают на поверхность более крупные темы, разделяемые коллективным бессознательным. По определению Юнга, это упражнение по усилению – «расширение и углубление образа сновидения посредством ассоциаций, сосредоточенных вокруг сновидения, и параллелей, взятых из гуманитарных наук и истории символов» [11] – ведет к чему-то универсальному.

Сновидения возникают, когда сознание и воля в значительной степени отключены во время сна. Служа защитой сну, сновидение также может прервать его, когда того требует его функция. «Мы просыпаемся во сне, не обращая внимания на внешние помехи, в тот момент, когда его смысл достигает своей высшей точки и когда сновидение, исчерпавшее свою тему, подводит окончательную черту собственному развитию. Пробуждение, вероятно, происходит из-за того, что очарование, вызванное сновидением, внезапно прекращается, а высвобожденная таким образом энергия вызывает восстановление сознания» [12]. Согласно Юнгу, компенсирующий бессознательный элемент усиливается, когда он жизненно важен для того, чтобы направить сознание. Кроме того, важно отметить, что если кому-то мешают спать, то он заболевает: «Сновидение выполняет нормальную, конструктивную функцию, несомненно обеспечивая своего рода равновесие в жизненном процессе» [13], – отмечает Мария-Луиза фон Франц. Сновидение компенсирует сознание, восполняя через бессознательное то, чему не хватает психической целостности. Эти коммуникативные отношения вступают в силу, чтобы предотвратить опасное нарушение равновесия, замечает Юнг. Вот почему те, кто слишком высокого мнения о себе и строит нереалистичные планы, видят сны о падениях и полетах. Сон компенсирует недостатки их личности, предупреждая об опасностях их действий. Сон также может служить предостережением и предвещать определенные ситуации до того, как они произойдут, как это было в случае с пациентом Юнга, который занимался альпинизмом и больше всего любил опасные восхождения. Когда ему приснилось, что он ступил в пустоту, Юнг предупредил его. Безуспешно: полгода спустя он погиб при падении.

Итак, сновидение выступает в качестве противовеса бессознательному, которое следует рассматривать как выражение психологической саморегуляции личности. Его нечеткая и двусмысленная символическая форма несет в себе освобождающую информацию для того, кто знает, как ее расшифровать. Сновидение может быть реактивным и действует как разрядка или как избавление от сильных травм. Порой сновидение носит перспективный характер и проявляется в форме бессознательного предвкушения предстоящей сознательной деятельности. Для Юнга сновидение – это не фасад, скрывающий тайное содержание, а наиболее адекватное выражение целостности личности архаичным языком. У него есть компенсаторная функция, которая в целом помогает человеку разрешить конфликт и продвинуться вперед. Участвуя в процессе индивидуации, сон развивает механизм эволюции каждого существа.

Юнг убежден, что сны отражают скрытые процессы психики и дают доступ к его самой секретной информации:

«Сон – это узкая дверь, спрятанная в самом темном и сокровенном уголке души; она открывается в ту первородную космическую ночь, которая предвидела душу до существования сознательного “Я” и которая увековечила его далеко за пределами того, чего когда-либо достигнет индивидуальное сознание. Ибо всякое самосознание раздроблено; оно различает отдельные факты, действуя путем разделения, извлечения и дифференциации; лишь то воспринято им, что может иметь отношение к “Я”. Самосознание, даже когда оно проникает в самые отдаленные туманности, состоит лишь из четко очерченных анклавов. Любое сознание определяет. С другой стороны, через сновидение мы проникаем в более глубокое, более общее, более истинное, более прочное человеческое существо, которое все еще погружается в светотень первородной ночи, где оно было целым и где Всё было в нем, в недифференцированной и безличной природе. Именно из этих глубин, где вселенная объединяется, рождается сон, принимая даже самые ребяческие, самые гротескные, самые безнравственные обличья» [14].

Активное воображение и созидательный процесс

Юнг отмечает, что, поскольку энергетическое напряжение понижается, когда человек спит, сновидения обеспечивают лишь слабое выражение бессознательного содержания. Поэтому он решает обратиться к другим источникам, таким как видения или фантазии, и с 1916 года развивает «активное воображение». Эта новая техника, позволяющая соединяться с содержимым бессознательного очень необычным образом, будет опробована самим Юнгом, как я уже упоминал ранее. Бодрствуя, он намеренно вызывает видение, в которое входит как в театральную пьесу. «Эти видения можно рассматривать как театрализованные мысли в пиктуральной форме» [15], – отмечает Сону Шамдасани во введении к «Красной книге». Поскольку Юнг хорошо рисует, он иллюстрирует свои тексты рисунками, мандалами, историческими инициалами, декоративными рамками и т. д.

Вот техника, которую Юнг использовал для пробуждения спонтанных внутренних образов: «Тренировка состоит в том, чтобы научиться систематически убирать критическое внимание, создавая своего рода пустоту сознания, которая поможет вынести на поверхность готовые фантазии» [16]. Идея заключается в том, чтобы сконцентрироваться на определенном состоянии ума, стараясь максимально осознавать образы и их ассоциации, которые Юнг определяет как «цепь идей, восприятий и т. д., в соответствии с их сходством, их связью и их противоположностями» [17]. После Юнг предлагает рисовать, и через разум к материи, выражение, конкретное или символическое, полученное при помощи этого подхода, приводит к сближению бессознательного содержания с сознательным и, следовательно, делает его более понятным. «Я могу заверить, что можно рисовать сложные картины, ни в малейшей степени не зная, каково их реальное содержание. Когда мы рисуем, изображение развивается как бы само по себе, и это часто противоречит сознательному намерению» [18], – объясняет Юнг, который нарисовал свою первую мандалу в 1916 году, совершенно не осознавая, что она значит.

Когда одни рисуют или раскрашивают, другие будут лепить, моделировать, танцевать, музицировать, писать, говорить в соответствии со своими наклонностями и способностями: «Людям с визуальным типом восприятия приходится концентрироваться на ожидании внутреннего образа. Обычно возникает образ (возможно, гипнагогический), который необходимо тщательно наблюдать и записывать. Люди со слуховым типом восприятия обычно слышат внутреннюю речь. Сперва это могут быть просто фрагменты предложений, кажущиеся бессмысленными, но их также необходимо тщательно записывать. Другие в эти моменты воспринимают свой “другой голос” ‹…› Есть и прочие, которые не видят и не слышат себя изнутри, но чьи руки способны выражать содержимое бессознательного. Эти пациенты успешно используют пластические материалы ‹…› Еще реже встречается, но является не менее ценным автоматическое письмо» [19]. Творческая энергия приводится в движение через художественную форму, символическое содержание которой во многом находится под влиянием мифологии.

Активное воображение также может проходить непосредственно через диалог, без художественного вектора. Во время сеанса терапии пациент спонтанно рассказывает «сон наяву», возникающий в результате мысли или образа, которые Юнг анализирует как обычный ночной сон. Или же он предлагает своему пациенту вступить в диалог с воображаемыми персонажами, тем самым допуская конфронтацию «Я» с образом Другого в себе самом. Как и в случае со сновидениями, интерпретация всех этих видений может быть достигнута путем усиления мысленных ассоциаций, управляемых аналитиком, с помощью символов. «Например, если во сне человек хотел спасти девушку, укрывшуюся в пещере, но ему помешали, потому что вход в пещеру охраняла свирепая собака, то мы сопоставим этот образ с собакоподобным чудовищем Цербером, запрещающим Орфею освободить Эвридику. Затем будет дано универсальное символическое толкование, которое расширит страдающее сознание в его узких рамках, вплетая его в великое человеческое приключение, судьба которого вписана в коллективное сознание и модальностью которого является миф об Орфее и Эвридике» [20], – объясняет Юнг. Часто активное воображение, нуждающееся в помощи терапевта-аналитика, также может практиковаться само по себе, если человек хорошо знает мифы и символы.

В «Красной книге» (Liber novus) описаны серии проявлений активного воображения и попытки