Соседние дома выглядели прилично. Насколько это возможно для Языка. Обычные жилища мелких ремесленников. Да и навряд ли, кто-то из соседей – простых людей – состоял в Культе Бессмертия. Сейчас Культ не настолько силен, как двадцать лет назад. Скорее, местные донесли бы на странных людей, предлагающих им похитить молодую соседку.

Этли побродил по округе и наткнулся на, казалось бы, заброшенный дом. Немного обветшалый, с заколоченными окнами, он стоял особняком от остальных. Мимо проходил парень, которого Этли выдел возле дома несчастного Звентаря:

- Кто живет в этом доме? – спросил он.

- Да, никто, - ответил парень. - Год назад его, вроде купили, но никто не въехал, так и стоит брошенный. Говорят, иногда тут дед какой-то появляется, вроде как присматривает.

Этли еще раз оглядел заброшенный дом. Хорошее место для убийства. Если жертве заткнуть рот кляпом, чтобы не орала – режь на здоровье, измывайся хоть несколько дней. А тут и до реки недалеко. В темноте тело сволочь, да бросить в воду – плевое дело. Но вместо того, чтобы бродить вокруг заброшенного дома, Этли решил заняться более многообещающим делом – зайти в Храм Милости Спасителя.

***

Храм стоял на рыночной площади Языка, обнесенный хлипкой оградкой, скорее предназначенной обозначит землю общины жрецов, чем воспрепятствовать воришкам. Да и кто может покуситься на святое, даже здесь, на Языке? Особенно, если община преимущественно состоит из крепких мужиков, способных накостылять любому святотатцу.

За оградкой располагалось несколько деревянных строений, дома и подсобные постройки. Сам двухэтажный каменный храм, возвышался среди них подобно горе. Его остроконечную крышу венчало Копье Святого Севера, блестящая на солнце стрела, направленная в небеса.

Этли прошел по дорожке, ведущей внутрь, мимо окрашенных столбов с курильнями на вершине. Сейчас бронзовые чаши были пусты, но в праздники, при хорошей погоде, в них жгли благовония и ароматный дым тянулся вверх. Этли поднялся по ступеням и вошел внутрь. В храме царил мягкий полумрак, сверху из узких окошек падал рассеянный свет, придавая всему окружающему оттенок нереальности. Прямо напротив входа расположился довольно внушительных размеров триптих. Центральное изображение было посвящено Спасителю. Его лик, одухотворенный и строгий, казалось всматривался в самую душу Этли. Черные, смоляные кудри выбивались из-под железного шлема. Белый, еле заметный дымок от курильниц, висел в воздухе, искажал изображение, из-за чего лицо Спасителя казалось живым.

Кроме Этли в храме находилось еще несколько прихожан. Они замерли перед одним из ликов Триединого, шепча молитвы. Между ними неслышно сновали жрецы, вытряхивая пепел из прогоревших курильниц и возжигая их вновь. Этли сдержал усмешку. Жрецы – первейшие слуги Триединого, призванные проводить его волю в людские сердца, здесь оказались культистами, возносящими призывы к Мириаду. Что ж, они ведь тоже люди, и тоже мечтают жить вечно.

Он прошептал молитву, склонил голову и замер перед изображением Спасителя, некогда указавшего путь избавления для сарданарцев. Что он может увидеть здесь? Навряд ли, местные служители Триединого, вдруг начнут хватать прихожан и пытать их, славя Мириад. Вскоре он заметил, как служки подходят то к одному прихожанину, то к другому, что-то говорят им и те, совершив жест благословления, уходят.

Вскоре, кроме Этли и жрецов в храме никого не осталось. Один из жрецов направился к нему. Интересно, что он скажет? Этли слишком поздно почувствовал, что кто-то подошел к нему со спины. В тот же миг двери с грохотом захлопнулись и чьи-то руки обхватили его сзади, зажав рукоять корда. Подходивший спереди жрец бросился ему в ноги, повалил его. Рыча и матерясь, как пьяные извозчики, жрецы принялись скручивать Этли. Он сопротивлялся изо всех сил, ударил кого-то по лицу. Тот вскрикнул и на мгновение ослабил хватку. Этли попытался вскочить, но на плечи ему навалился еще один противник. Несколько раз его крепко ударили, сорвали перевязь с кордом и куда-то поволокли.

***

Потащили его не вниз, в подвал, как он ожидал, а наверх. Там, в какой-то комнате его уронили на пол, не сильно, только чтобы отбить охоту к сопротивлению. Затем грубо схватили и усадили на стул. Пленители замерли за спиной, Этли не стал оборачиваться на них, и так понятно, что не хиляки.

В нескольких шагах перед ним стоял стол. Некрашеные оштукатуренные стены окружали его. За столом висел вышитый гобелен, с изображением все того же Спасителя. На этот раз он стоял на берегу моря, поставив ногу на камень и указывал куда-то вдаль, без сомнения на север. К неведомому тогда для сарданарцев Донсею.

За столом восседал пожилой человек с темным лицом и крючковатым носом. Холодный и коварный взгляд карих, слегка навыкате глаз, царапал Этли. На нем были те же зелёные одежды Храма Милости Спасителя, и лишь золотое ожерелье выдавало его сан – отец-настоятель Храма. На столе перед настоятелем Этли разглядел янтарные четки и священную книгу «О деяниях Спасителя».

Попался, с горечью подумал Этли, так глупо, так просто!

Рядом с настоятелем стоял мужчина, все в тех же зеленых облачениях. Молодой, среднего роста, со строгим и открытым взглядом. Когда он сделал несколько шагов, Этли обратил внимание, что двигается он легко и грациозно. На его поясе висел корд.

- Какого беса! – произнес Этли. – По какому праву вы хватаете гражданина Киер…

- Заткнись…сын мой, – тихо перебил его крючконосый.

Молодой, смерив его взглядом спросил:

- Ты Аскелан Этли?

- Да, я. Кто вы такие?

Стоящий сзади верзила с силой ткнул ему кулаком под ребра. Этли вскрикнул и согнулся от боли.

- Мы, скромная община Храма Милости Спасителя, - произнес крючконосый, когда Этли вновь выпрямился. – Я – отец-настоятель Ордеф, это – брат-исповедник Левар. Несколько дней назад погибла наша сестра, проповедница Дарина и несколько жрецов. Мы – пострадавшая сторона и проводим расследование, согласно закону. А теперь отвечай на вопросы.

Этли пытался уложить услышанное в голове. Жрецы – пострадавшая сторона? Значит, они не знают о делишках Дарины? Или лгут, пытаясь выведать подробности. И откуда они про него-то знают?

- Куда ты уходил из дома, четыре ночи назад?

- Катитесь-ка вы в Бездну, для таких вопросов есть исповедь.

- Можешь исповедоваться мне, - растянул в улыбке тонкие губы Левар. – А чтобы исповедь была от сердца, можем принести раскаленные клещи.

- Вы, господа пострадавшие, должны бы знать, что пытать без квалифицированного палача нельзя. Зовите его, и я под пытками повторю, что знать не знаю, о чем вы говорите.

Молодой и крючконосый