Такие привилегии нищие Киерлена получили из-за того, что бродяги были первыми, кто поселился на месте будущего города. Роль Гильдии достаточно весомая, говорят, Отцы города иногда советуются с Гильдией. У нищих везде есть свои глаза и уши.

Нищий двор рьяно бережет свое право собирать милостыню в городе. И если могут простить такую вольность путнику, задержавшемуся в Киерлене на день, то тех, кто без ведома Двора промышляет подаянием часто находят в канавах с перерезанными глотками.

В Гильдию попасть трудно. Надо быть либо молодым, либо иметь такой опыт, чтобы удивить видавших виды попрошаек.

Из записей Аскеля Этли

Рука жрицы вспухла. Треснула ткань рукава, и черная пузырящаяся плоть полезла наружу. Завоняло так, что Этли пришлось дышать через рот. Тело Витора, там, где рука чудовища коснулась его, так же взбухло. Черная копошащаяся масса, похожая на клубок сплетенных червей, покрыла грудь мальчика. Рука словно начала проваливаться внутрь, увлекая за собой извивающуюся черную субстанцию.

Этли накрыла волна ужаса. Нет, не из-за увиденного, хотя и этого было достаточно, чтобы броситься на утек. Его охватило чувство безнадежности, ничтожности и бессмысленности. Нельзя находиться рядом с такой мощью и остаться в своем уме. Он чувствовал себя словно человек оказавшийся за бортом корабля в разгар шторма. Есть только он и исполинская стихия, способная сокрушить все вокруг. Что-бы он ни делал, ни предпринимал – все тщетно! Его разобьют, уничтожат, разорвут и даже не заметят этого. И если эта неведомая мощь, хотя бы краешком сознания заметить Этли, нет! Она ведь уже видит его! Он уже включен в превышающее людское понимание уравнение. Смерть! Даже самая ужасная – лучше, чем оказаться рядом с этим!

Сознание Этли пыталось погаснуть, в жалкой попытке избежать чудовищной реальности. Озноб охватил тело, парализуя волю. Волосы шевелились на затылке. Он почувствовал, как изо рта потянулась холодная ниточка слюны. Еще чуть-чуть и он зайдется в безумном смехе, осознав ничтожность не только рода людского, но и всего материального мира.

Он наткнулся на взгляд Витора, все такой же твердый и решительный. «Давай сейчас, пока я набрался храбрости», ведь мальчишка сказал это ему, а не извивающейся твари. О чем он говорил?

Лицо Витора посерело, но взгляд все еще оставался человеческим. Но вот, что-то незримо изменилось и на Этли глянуло уже совсем иное существо. Он ведь видел такое однажды! Там, среди песнопений и благовонного дыма. Ребенок с глазами древней твари. Неслышимые слова сотрясали землю: «Каждый, кто запал тебе в сердце…».

Преодолев немыслимую скованность тела, Этли даже вскрикнул от усилия, он бросился к умбре и выхватил шкатулку из тонкой, изящной руки бывшей жрицы-проповедницы.

***

Одним прыжком оказавшись у очага Этли швырнул шкатулку в раскаленные угли. Раздался дикий крик. Обернувшись Этли увидел – кричат обе головы, и жрицы, и Витора. Монстр, слепленный из двух человеческих тел и мерзкого нутра умбры, рухнул на пол. К тошнотворному запаху исходящего от него, примешалась гарь сожженного мяса. Чудовищный клубок принялся кататься по полу. Этли ждал - вот-вот, и воплощенный кошмар из бредового сна замрет испепеленной грудой останков. Мгновения тянулись бесконечно, сердце гнало кровь, так, что она молотами стучало в висках.

Жуткий клубок замер. Этли выдохнул, казалось, будто до этого он держал на плечах целую скалу, а теперь неподъемная ноша испарилась, подарив неведомую доныне легкость. Этли сел на пол и тихо засмеялся. Жар от очага грел спину, прогоняя озноб. Его взгляд упал на корд, лежащий рядом. Он подтянул его к себе и закрыл глаза. Тепло. Ураган в голове все еще бушевал, но уже не с такой силой. Воспаленное сознание утихало. От пережитого мышцы враз ослабли, став словно тряпки. Надо понять, поместить в разум, все произошедшее. Но сначала поспать. Неодолимо хотелось лечь и заснуть у потрескивающего очага.

Из полузабытья Этли выдернул непонятный шум. Он открыл, ставшие неподъемными, веки и его словно пронзили клинком. Холод незримой стали проник в сердце, а голова взорвалась ворохом панических мыслей.

Умбра поднялся с пола. Тело жрицы стояло на ногах, а ее голова, изуродованная присутствием чудовища, свесилась на бок. Распахнутый рот с крупными желтыми зубами и бессмысленный мертвый взгляд пугали. Лицо Витора, столь же уродливое, смотрело осознанно. Тело мальчишки, практически висело на теле жрицы, сросшись с ней в районе груди и плеча. Его ноги еле доставали до пола. Тела опутывала сеть из тонких, черных, непрерывно извивающихся, червей.

«Шкатулка ведь из камня!», - внезапно осенило Этли. – «Она вообще не горит». Огонь лишь причинял боль чудовищу, но не мог его убить. Этли вскочил на ноги. Уродливое существо заковыляло, протягивая к нему руки. Как оно нашло силы преодолеть страшную боль? Да кто знает, может сожрало еще одно украшение с тела Дарины. Да и какая разница, надо бежать! Но сначала, забрать проклятую гномью диковинку.

Этли кордом вынул шкатулку из огня. В панике схватил ее рукой, обжегся и выронил. Умбра заковылял быстрее. Аскель подцепил шкатулку кордом и бегом бросился к ведру с водой, что стояло возле дверей одной из комнат. Швырнув туда ларец, он обернулся к чудовищу, готовый располосовать его клинком. Не убьёт, так хоть может быть отгонит, а там шкатулку в руки и бежать, куда глаза глядят.

Тварь была уже близко. Неуклюже передвигаясь и рыча, она торопилась разорвать никчемного человека. Этли занес над головой корд и тут изо рта жрицы потекла вода. Монстр на мгновение замер. Затем заковылял быстрее, но вода уже лилась изо рта Витора. Умбра упал, пополз к Этли, задыхаясь и откашливая воду. Но вот он задергался, как висельник в петле, руками принялся царапать горло, то возле одной головы, то возле другой. Несколько раз изогнулся и затих в луже воды.

Этли не верил своим глазам. Умбру огонь не брал. Неужели ведро с водой остановило потустороннее чудовище?