И у родителей Кати точно такая же стенка. И стол обеденный, еще от чешского гарнитура, полированный, с обычными, но удобными стульями. С них не скатываешься, сидишь себе крепко. Папа пару лет назад сам стулья перетянул купленной недорогой, но добротной мебельной тканью – получилось замечательно. Что еще нужно для жизни?

И потом, у нее же Эсмеральда. Хоть и расставлены кругом когтеточки, но все равно и обои в некоторых местах изодраны, и на диване оставлены отметины ее любимицей. Кате это никак не мешало – тем более как приятно прийти не в пустой дом, а туда, где тебя всегда ждет родная душа. Можно даже сказать, верный друг.

Катерина не сомневалась, что они разговаривают. Она рассказывала кошке о том, что произошло за день, задавала волнующие ее вопросы. Эсмеральда, обычно отвернувшись, мяукала или просто сопела. Но у Кати в такой момент вызревали новые мысли, которые раньше в голову не приходили. Сначала женщина думала, что вот, наконец-то, она поумнела, научилась мыслить аналитически, а потом вдруг поняла: да ведь не ее это мысли – это Эсмеральда ей вкладывает в голову свои ценные идеи, свое видение мира.

Мельникова ни с кем не делилась своим открытием – еще за ненормальную примут. Так что пусть корябает мебель, может и напачкать, живое же существо. Зато преданней не было в ее жизни никого.

Когда ждала в гости Андрея, очень готовилась – пропылесосила квартиру, дорожку вымыла с «Ванишем», еще раз проверила чистоту всех чашек, чтобы не осталось чайных кругов. Но когда они вошли домой вместе с Андреем, она вдруг поразилась скромности своего жилища.

Первое – запах. Она боковым зрением мгновенно увидела, как зашевелились ноздри Андрея. Да нет же, от ее Эсмеральды не пахнет. Она на редкость чистоплотная кошечка. Хотя, как говорила Лизавета:

– Так говорят все ненормальные владельцы кошек и собак. Как же они могут не пахнуть? Я тебе говорю. Я! Как подруга. Пахнет. Не противно. Но запах есть.

И тут же от шевеления ноздрей Андрея Катя этот запах услышала. Впервые в жизни. У нее аж голова закружилась. Наверное, он прямо сейчас развернется и выйдет из квартиры.

Женщина вдруг сразу увидела всю убогость обстановки. Эта допотопная стенка, дорожка, местами вытертая. Почему она ее до сих пор не выкинула? Зачем закрывать такой прекрасный дубовый паркет? Кто сказал, что по полу дует? Она на первом этаже, что ли, живет?

Катерина проследила за взглядом Андрея и чуть не упала в обморок. Андрей смотрел на балконную дверь. За ней весело развевалось по ветру Катино постельное белье. Забыла убрать, вот ведь дура! Хотя трусов нет, а постельное у Кати красивое, турецкой фирмы «Тогас», из натурального сатина.

Это уже в квартире Андрея она поняла, что значит красивое постельное белье. А до этого она очень гордилась, что не спит, как родители, на простынях фабрики «Трехгорная мануфактура».

– У тебя мило, – немного с жалостью улыбнулся Андрей.

Женщина выдавила из себя ответную улыбку.

– Чай?

– Нет, такая жара. Лучше воды.

«Ну да, – подумала про себя Катя. – И жара, и вонь, и вообще брезгует, видать, есть из моих тарелок».

– У тебя так изысканно выложены фрукты. Я бы с удовольствием остановился на этом. И, кстати, какое потрясающее блюдо! Откуда оно у тебя?

Ну вот, хоть что-то понравилось. Хотя у самой Кати эта вещь никакого восторга не вызывала.

– Дед из Самарканда привез.

Андрей приподнял тяжелую тарелку, осторожно рассматривая ее со всех сторон.

– Это очень старое блюдо. Смотри, какая эмаль. Только оно не для фруктов, а для плова.

Понятно, опять не угадала. Катя вздохнула.

– Откуда ты знаешь? – А про себя думала: «Чего комментирует все подряд». Катерину немного это качество Андрея раздражало.

– Я очень люблю всякий антиквариат. Ты только представь, сколько лет этому блюду. Годы идут, умирают люди, рождаются новые, а блюду этому ничего не делается. Краски все такие же яркие, сочные. Смотри, какой синий. Настоящий индиго! Или вот этот мутный, зеленый. Цвет авокадо.

Катя, признаться, не задумывалась, какого цвета авокадо. Она бы назвала этот цвет бутылочным. Фу, ну как же неромантично. Вот в этом весь Андрей – «индиго», «авокадо».

Мельникова немного отошла от шока-стыда за свое нехитрое жилище – чувства, ей доселе незнакомого. Она всегда любила свой дом, гордилась тем, что у нее есть. Что ее, то ее. И другого ей не надо. Сейчас же визит Андрея вдруг разбудил в ней такие странные и неприятные чувства. Катерине стало неловко перед самой собой.

– Значит, фрукты! Сейчас принесу ножи и тарелки, – пришла она в себя.

31

Впрочем, над ярким розовым диваном времен Людовика, назло багетам и старине, во всю стену висела современная картина, окаймленная простой серой рамой. На ней было изображено огромное лицо девушки. Скорее даже, это лицо только угадывалось. Вся картина как будто была залита серой краской, и сквозь нее, как сквозь туман, проступали контуры лица. Без глаз, без четкой линии рта – просто овал, летящие волосы, и все это забрызгано темно-серыми и светло-серыми кляксами.

Картина приковывала своей глубиной. На нее хотелось смотреть и смотреть, представлять, что же случилось с этой девушкой. Если сейчас смыть краску, то какая она будет? Наверняка красавица, похожая на героиню Марины Влади – Колдунью с раскосыми глазами, чувственным ртом и широкими скулами.

– Катя, это никакой не дворец и не музей, что ты застыла? – Андрей вошел в комнату с довольно большим черным подносом.

– У тебя так необычно, оторваться невозможно. А кто это? – она кивнула на серый портрет.

– Ну вот, здесь столько разных действительно ценных миниатюр, а тебя, Катюша, тянет на объемы.

– Вовсе нет, просто она какая-то тревожная, что ли. Объяснить не могу, она одновременно притягивает и отталкивает.

– Это фотография.

– Как фотография?

– Ну да, фотография моей первой жены. Да нет, ты не подумай ничего такого. Я просто когда-то очень увлекался такой техникой – увеличивал фотографию до плаката, наносил разные краски. Как-то, будучи на конгрессе уже, кажется, в Женеве или Берлине, побывал на выставке немецкого фотографа Уве Виттера. Вот он тоже работает с готовой фотографией. Раскрашивает, смазывает ракурсы. Делает из реальной жизни – свою. Мне так понравилось, что я решил попробовать. Естественно, добавил что-то свое.

Андрей с удовольствием рассматривал фотографию-портрет, как будто видел ее впервые.

– Мне тут нравится ракурс: девушка смотрит вдаль на дорогу и одновременно в небо. При разводе мне этот портрет вернули. Я решил, что жаль выбрасывать такую сложную работу.

Андрей поставил