Шрифт:
Закладка:
И действительно, все. Человеку дана установка. Он уже не ломает голову: все решения за него приняты, он только исполнитель. Причем ему даны жесткие сроки – три дня. Где ж сдашь в такие сроки все анализы?! То есть он уже не про диагноз думает, а про то, как уложиться в заданные временные рамки. Все бегом, все на ходу. Раз – и уже утро вторника. И его переводят из реанимации в палату. Рядом жена и бутылка минералки, а врач держит руку и отсчитывает пульс:
– Ну что, выкарабкались мы с тобой, я же говорил! А теперь только диета.
Где тот врач? И где тот пациент?
Есть еще, правда, другой тип пациента, и это самый страшный тип больного. Больной-врач. Причем ладно, если он просто в медицине соображает. Самое отвратительное – если оперировать приходится собственного руководителя.
Та история всколыхнула весь медицинский мир. Потом долго говорили: «На ровном месте».
Замглавврача крупной больницы собрался в отпуск. За бок держался уже давно: «Что-то покалывает. Как-то мне некомфортно». Сделали УЗИ.
– Да у вас камни, Иван Иванович, нужно бы удалить. Куда едете?
– В Испанию.
– Тем более! Что, если там прихватит? Рисковать не стоит. Когда уезжаете?
– Через неделю.
– Маловато времени. Может, поменяете билеты?
– Брось, Петрович, что значит «мало времени»?! Ну-ка мне не пререкаться! Значит, в понедельник после конференции сразу и прооперируешь, естественно, эндоскопически. Уж поваляюсь у тебя до вечера, уговорил, а ночевать – домой.
– Побойтесь бога, Иван Иванович, какая конференция?! Переночевать перед операцией в больнице обязательно. Отдохнете, подготовим вас.
– Не хватало еще! Какой у вас тут отдых?!
– Не у вас, а у нас, – осторожно напоминает Петрович.
– У нас – это в моем кабинете, а вот этот отсек – это, Петрович, у тебя!
– Вот видите, сами себе противоречите. Значит, я за вас ответственность несу.
– Ты, Петрович, все перепутал: ответственность несу я. Еще, правда, Главный. Но он бы тоже так поступил. Все, брось мне нюни распускать. Операция плевая, осложнений после нее никаких, сам знаешь.
И Петрович знал, и Иван Иванович, и даже главврач. Только вышло по-другому. Не как хотелось и не как думалось, а все вкривь и вкось.
– Открываться нужно, Иван Иванович. Сейчас переведем вас в чистую операционную. Сестричкам дано указание: готовить к операции.
– Чего?! Ну-ка, не сметь. Что мне тут, у тебя поселиться?! Так делай.
– Так не могу.
– А ты через не могу, – отрезал Иван Иванович.
– Может, завтра… – неуверенно замялся Петрович.
– Добро!
Полостную операцию сделали только на третий день. Потом еще одну, и еще три. Некроз остановить не смогли. Через неделю Ивана Ивановича не стало. На ровном месте.
30
Квартира Андрея Катю буквально поразила: ну ничего себе!
– У тебя дизайнер работал?
– Нет, сам. Нравится?
– Не то слово! Я такой квартиры никогда не видала. Тем более у мужчины. – Женщина запнулась: еще подумает, что она часто ходит по квартирам мужчин. Катин затык Андрей заметил тоже, и они вместе рассмеялись, что сразу разрядило обстановку.
– Ладно, ты тут осматривайся, а я пойду нам чай приготовлю. Если хочешь, у меня есть шампанское. Я пить не буду, но тебе очень рекомендую.
– Да нет, я тоже чаю, что ж пить одной.
Катя осеклась: опять поняла, что сморозила глупость. Получается, что выпить она совсем даже не дура, просто не пьет в одиночестве. Господи, а может, и впрямь выпить? Может, хоть напряжение снимется. И чего она всего стесняется, старается казаться лучше, чем она есть. Ей же сейчас очень хочется шампанского! К чему тогда это ее «нет, нет, я тоже чайку». Изобразила из себя принцессу на горошине.
– А ты знаешь, пожалуй, я с удовольствием выпью. Шампанского. Если есть брют.
– Естественно, брют. И, естественно, «Лансон».
– Не знаю такой фирмы.
– Плохо. Все знают только «Вдову Клико», а на мой взгляд, «Лансон» лучше.
– Ты же не пьешь? – изумилась женщина.
– Зато читаю много. И у меня прекрасная винная коллекция. Я вина не пью – я их собираю. Так интереснее. – Андрей улыбнулся и скрылся на кухне.
Катя была рада тому, что ее оставили одну. Она с неприкрытым любопытством начала разглядывать обстановку.
Андрей занимал просторную однокомнатную квартиру. В эркере располагалась кровать с медными набалдашниками. Красивый темно-фиолетовый плед свисал до пола. Цвет стен практически не читался: все пространство занимали картины в тяжелых багетах, покрашенных в черный и золотой цвета. В основном портреты и натюрморты. «Мрачные же у этих персонажей рожи», – подумалось Кате. Вот так вкус у Андрея. Может, это, конечно, какой-то там век или чья-то кисть, но под такими пристальными и тусклыми рыбьими взглядами жить не очень-то охота. Нет, может, и охота, но жизнь не покажется веселой.
Мебель, напротив, была ярко-розового велюра в белом дереве. Судя по тому, как на ней неудобно сиделось, перед Катей предстал натуральный «Людовик XIV». Видимо, этот самый «Людовик» не очень поддавался реставрации в силу огромного количества пуговиц на сиденье, поэтому и два кресла, и полукруглый диван оказались невероятно продавленными. Казалось, что в них все время немного скатываешься вперед. Зато все старинное. Ну, ничего, можно и на стуле приспособиться. Как же по-разному живут люди – обалдеть!
Катя даже не сразу поняла, что точно такой же планировки квартира у Лизы. Только у подруги из большой комнаты дверь открывалась в спальню, а у Андрея квартира была однокомнатная, но в остальном – и вход в ванную, и на кухню – все то же самое.
Лизкина квартира всегда служила для Кати эталоном: светлые персиковые стены, низкая мебель, в основном тумбы и комоды, много воздуха и простора. Возвращаясь в очередной раз домой из гостей, Катя начинала раздумывать, что бы ей в своем жилище такого переделать. И, как всегда, ничего не придумав, оставляла все как есть.
Она жила так же, как и ее родители, – просто, без изысков и приглашенных дизайнеров. Удобно, функционально, и это самое главное. На диване можно и сидеть, и спать. Под ногами – обязательно коврик, чтобы ногам не было холодно (в Катином случае – ковровая дорожка, оставшаяся еще от бабушки). Ну да, яркого бордового цвета с витиеватыми ромбами, но зато чисто шерстяная. Советская стенка «Слава», опять же когда-то с таким трудом доставшаяся бабушке по талонам, по записи, тоже всем устраивала внучку: очень вместительная: и посуду есть куда поставить, и книги, имеется большой просторный шкаф – хочешь, вешай вещи, а хочешь, складывай. И опять же
