Остаток дня прошел в тревожном ожидании. Пообедали наспех, без Владимира и Дюваля. Мартынов отправился к губернатору выяснять обстоятельства пожара, который переполошил всю Москву. К вечернему чаю не замедлила явиться Марья Власьевна, но даже ей не удалось рассеять тревожную обстановку в доме. От пережитого потрясения вдругорядь слегла Сашенька, Соня была сама не своя, прислушивалась ко всякому звуку, доносившемуся с улицы. Миша тоже не находил себе места в ожидании Дюваля, девочки притихли. Лишь Биби слушала городские новости от Марьи Власьевны, но и она казалась не столь безмятежной, как прежде.

- Дмитрий-то Владимирович велел расследовать, как и что, виновников наказать, - повествовала Аргамакова.

- А кто виновные? - вскипела Соня. - Пожарные не прибыли, а полицейские вместо того, чтобы людей спасать, не подпускали никого к балагану и сами бездействовали! Таких, как Дюваль, было ничтожно мало! С кого теперь спрашивать? Поздно - люди погибли!

- Дюваль-то каков! - удовлетворенно отметила Марья Власьевна. - Век теперь меня благодарить за него будете.

Биби с удивлением на нее посмотрела, но ничего не сказала. Соня тоже предпочла отмолчаться. Однако почтенная дама уже отвлеклась от предмета беседы:

- А ведь завтрашний бал в Собрании не отменили! Сонюшка, мы едем!

- После всего - на бал? - удивилась Соня. - Воля ваша, Марья Власьевна, я не еду. Да, боюсь, Дювалю понадобится помощь.

- Полно вздор-то молоть! - рассердилась Аргамакова. - Я портниху загнала с твоими нарядами, а ты теперь кобенишься!

Соня не успела ничего сказать в свое оправдание. С улицы послышался шум подъезжающего экипажа, и в гостиную влетела Даша с сообщением:

- Француз прибыли-с!

Молодые дамы опрометью бросились в переднюю. Марья Власьевна и та не выдержала, поспешила за ними, чтобы посмотреть на героя. Дюваля уже обхаживали девушки, набежавшие из людской. Они сняли с него пропахшие пожаром, прожженные во многих местах редингот и сюртук, принесли стул. Дюваль тяжело опустился на него. Он натурально валился с ног от усталости, и являл из себя жалкое зрелище. Соня шикнула на девиц и деловито принялась осматривать ожоги на руках и лице Дюваля. Биби лишь тихо постанывала, а Марья Власьевна тотчас взялась командовать:

- Капусты кислой наложить или морковку натереть! Тащите баранье сало, помогает. Если пойдут волдыри, ржаное тесто хорошо прикладывать. Можно еще яйцом взбитым намазать, где не сильно обожжено. А для рук лучше всего, - она понизила голос, - переведи ему, Сонюшка, помочиться на них и дать обсохнуть.

Девушки прыснули, а Биби брезгливо поморщилась. Однако Марья Власьевна скоро привела всех в чувство:

- Чего пялитесь? Немедля исполнять!

Девицы тотчас умчались на кухню. Соня не стала ничего переводить. Она помогла Дювалю подняться и добрести до комнаты.

- Соня, - заговорил по-русски Дюваль, - мне необходимо покинуть ваш дом. Я готов объясниться...

- Не прежде чем я наложу повязки, иначе останутся шрамы. У меня есть отменный бальзам. Снимите рубаху, надобно осмотреть вас.

Дюваль подчинился. Он невольно охнул, задев больное место, и Соне пришлось ему помочь.

- Я пошлю за доктором, - с трудом выговорила молодая женщина, осмотрев раны на его сильных плечах. Она насилу удержалась, чтобы не расплакаться от нестерпимой жалости к мужественному человеку.

- Не надобно доктора. Право, бывало и хуже... - храбрился Дюваль, но силы его определенно были на исходе.

Он молча перенес промывание ран и наложение мазей и повязок. Соня осторожно смазала своим волшебным бальзамом ожоги на лице и руках мнимого француза. После она помогла ему лечь на кровати так, чтобы не сбились повязки, и уже готовилась уйти, как Дюваль вдруг нарушил молчание:

- Софья Васильевна, вы единственный человек в этом доме, кому я могу довериться... Выслушайте меня.

- Не теперь, - умоляюще посмотрела на него Соня и легонько приложила пальцы к его губам. - Вам следует непременно поспать. Вот когда восстановите силы, тогда и поговорим.

Она поспешила уйти. Запершись в своей комнате, бросилась к заветной тетради.

"Я боюсь узнать правду! Боюсь разрушить то, что связывает нас теперь с этим загадочным человеком. Он сказал, что доверяет мне. Боже милосердный, как мне хочется ему верить! Искала допросить его, вытянуть все секреты, а когда он сам решился открыться, я бегу! Мне страшно. Дурные предчувствия терзают меня беспрестанно. Вспоминается рождественский сон.

Он спас меня и детей. Он пострадал за людей. Возможно ли ему не верить? Я видела его в беде, этого ли не довольно? Однако он тщился открыть свою тайну, а я позорно бежала... Я знаю, как скоро Дюваль снимет свою маску, я потеряю его навсегда. Ничего нельзя будет изменить! И вот теперь я оттягиваю этот миг, сколь хватит духа не слышать мольбы раненого и беспомощного человека. Любимого человека..."

8.

- Я не еду в Собрание, - вновь заявила Соня, прощаясь с Аргамаковой.

- Не дури, матушка! - тотчас обрушилась на нее Марья Власьевна.

- Право, Марья Власьевна, мне надобно остаться, - сказала Соня твердо. - Сашенька и Дюваль нуждаются в уходе, каково им будет без меня?

Аргамакова отступилась:

- Но к Мещерским я тебя беспременно вывезу, и не вздумай упираться!

С этим она оставила дом.

В Собрание Владимир уехал с Биби, чем неприятно удивил всех домашних.

Узнав об этом, Сашенька опять разрыдалась. Жизнь ее рушилась, как песчаный берег, размытый половодьем. Прелестный костюм турчанки, купленный во французском магазине для этого бала, напоминал о несбывшихся надеждах. Но что было делать? Тошнота усилилась, слабость охватила все члены, шевелиться не стало сил. Пожар в балагане вовсе подкосил слабую натуру Сашеньки. И еще очередное объяснение с Владимиром...

Супруг счел причиной болезни Сашеньки разыгравшееся воображение. Он положительно не хотел прощать ей беспокойство за Дюваля. И даже забота о детях, напуганных, потрясенных пережитым, не объединила супругов. Владимир зашел попрощаться перед балом, но казался холодным и далеким. Разве Сашенька могла открыться ему? А как хотелось поделиться предположениями! Обрадуется ли теперь этот, такой чужой, Владимир? Было ли родство душ? Не приснилось ли ей счастье с любимым, их тихое семейное счастье? Ах, зачем они покинули имение, приехали в Москву, полную искушений? Права была Соня, когда отговаривала их ехать. Не для семейной жизни такое существование! Рассеяние и соблазн...

Покуда Сашенька придавалась печальным размышлениям, Владимир скучал на балу. Он не желал себе признаваться, что поехал только из упрямства