- Мсье, потанцуйте со мной, такая скука!

Дюваль любезно поклонился:

- Был бы счастлив, мадам, но, увы! Мои раны дают о себе знать, так что танцор из меня сейчас вовсе негодный, поверьте, мадам.

Биби огорчилась.

- Отчего мы не поехали нынче в концерт? - посетовала она, возвращаясь на свое место.

Девочки робко предложили достать волшебный фонарь и посмотреть картинки, но никто не поддержал их затею. Биби даже возмущенно фыркнула.

- Непременно посмотрим, но после, у себя, - пообещала детям Соня.

- А не пора ли вам отправляться спать? - без всякой строгости спросил Владимир.

Дети дружно протестовали, и им позволено было остаться.

- Биби, душенька, спой! - попросила Сашенька, желая развлечь подругу.

- Что же спеть? - с деланным равнодушием Варвара Михайловна поднялась с софы.

- Фенеллу, - предложил великодушный Мартынов.

- Да, да! - поддержала его милая супруга, раскрывая ноты.

И вновь в гостиной зазвучал сильный, красивый голос Биби. Соня тревожно взглянула на Владимира. Боялась, что, зачарованный пением этой северной сирены, тот снова забудет о Сашеньке. Однако Мартынов спокойно слушал пение Биби и поминутно взглядывал на прелестную фортепьянистку.

И Соня успокоилась.

Заметив, что Дюваль собирается покинуть гостиную, она прошептала:

- Мсье, я хотела бы выслушать вас, если это вас не затруднит.

Дюваль замер на миг и тотчас согласно кивнул. Соне показалось, что он изменился в лице. Теперь он уже не спешил выйти, с досадой отметила молодая особа. "Он тоже боится нарушить покой, а ведь он нарушится, как только Дюваль откроется мне!" - догадалась Соня.

Собравшись с духом, учитель шепнул ей:

- Нам следует уйти куда-нибудь для важного разговора.

Соня обреченно кивнула. Да, сейчас она все узнает, и сон прервется. Да, этот удивительный сон... Они уже собрались было выйти, как двери гостиной распахнулись, и на пороге явился взволнованный Миша. Он крикнул:

- Ряженые приехали!

ГЛАВА 5.

1.

Тот день наступил. День торжества Амалии.

Встреча с Владимиром на балу изрядно раздразнила ее. Амалия хандрила. Сочинения алхимиков и кабалистов были заброшены, даже Гофман уже не развлекал. Кузен забыл ее вовсе, Владимир помешан на своей красавице-жене, что, однако, не мешало ему весело проводить время с Биби. Турчанинов, которого Амалия боялась, и тот с ней холоден. Вкусив его искусных и изощренных ласк, Амалия сделалась его рабой. Да и без того она была послушной исполнительницей всех прихотей магнетизера, терпела его долгие таинственные отлучки из дома, нашествия чернокнижников, больных и подозрительных людей, пропажу драгоценностей и ценных бумаг. Турчанинов стал истинным хозяином в ее доме. Чтобы не было так страшно и тошно, Амалия взялась много пить. Турчанинов требовал все больше. Он следовал за Амалией всюду, желая попасть в богатые, аристократические дома. Сеансы в ее доме прекратились вскоре после того, как умерла Наташа, та самая девица, которая служила помощницей Турчанинова. Ей следовало лечиться, она же считала магнетизирование единственно верным средством исцеления.

После бала Турчанинов поинтересовался:

- Имеет ли моя госпожа доступ в дом Мартыновых?

Амалия ответила туманно. Она не желала признаваться, что есть семьи, которые не принимают ее ни под каким предлогом. Вопрос магнетизера ее насторожил.

- У вас есть намерения? - спросила она, значительно глядя ему в глаза.

- Семь зефиротов указали мне, что надобно искать в этом доме. Там есть некая дама... - загадочно ответил Турчанинов.

Он посмотрел своими страшными черными глазами в самую душу Амалии. Безвольная женщина почувствовала, как холод сковывает все ее члены и страх завладевает всем существом.

- Дама? Я знаю, что нам следует делать! - сказала она, силясь отвести взгляд от этих адских глаз. Амалия поделилась своим замыслом с магнетизером, тот кивнул, таинственно прищурившись.

Да, час торжества настал. Только бы не утратить вовсе хотя бы видимость прежней Амалии, умной, насмешливой, свободной! Чудное дело, стоило выйти в другую комнату, как к ней вернулись все эти достоинства! Так, надобно расставить все по местам. Кто охотник, а кто зверь? Она никому не позволяла полностью завладеть собой, как это случилось теперь. Что ж, госпожа Мартынова, не угодно ли на себя примерить чары этого страшного господина? Кажется, время пришло...

Запершись в кабинете и чувствуя себя в некоторой безопасности, Амалия бросила взгляд на книги, покрывающиеся пылью у нее на столе. Среди них труды аббата Виллара, Сведенборга и Бема, которые толковали сны, рассуждали о загробной жизни, о духах и привидениях. Амалия искала не то. Власти желала она! Власти, которой обладал Турчанинов, но не спешил с ней делиться. Обладания чужой душой страстно желала она. Потому и утратила интерес к теософским сочинениям, что жила вполне земной жизнью и жаждала земных удовольствий. Призраки и духи всех стихий мало занимали честолюбивую особу. Ей были надобны плоть, земная страсть, наслаждение мщением и любовью. Вот чем питалась ее гордая натура.

О, как давно она не испытывала наслаждения в обладании чужой душой! Теперь же при участии магнетизера она готовилась к долгожданному бенефису.

Усевшись за стол и отодвинув разбросанные в беспорядке бумаги, брошюры, журналы, Амалия принялась писать на своих визитных карточках записки бывшим поклонникам и членам ее кружка. Закончив занятие, она вызвала лакея и велела отправить людей с этими записками. Теперь можно и наградить себя бокалом шабли.

Амалия достала бутылку, спрятанную на полках среди книг. С тех пор, как все в ее доме стало таинственно исчезать, она опасалась оставлять на виду даже вино. Выпив бокал легко пьянящего шабли, госпожа Штерич почувствовала себя прежней: уверенной, сильной интриганкой. Подумав и посмотрев сквозь стекло на белое вино, она налила еще бокал и с удовольствием выпила его. Она рассмеялась, представив себе, что произойдет нынче вечером. Амалия смеялась все громче, все веселее делалось ей, покуда она не наткнулась на свое отражение в зеркальной дверце книжного шкафа, когда доставала новую бутылку французского вина. На нее неожиданно глянуло худое, бледное лицо с глубокими черными очами.

Амалия вздрогнула и уронила бокал, который, не разбившись, глухо стукнулся о персидский ковер. Она упала в вольтеровское кресло и закрыла лицо руками. Ей сделалось страшно. Амалия увидела в дверце шкафа лицо своей матери. Да, это были ее впалые щеки, скорбный рот и страдающий взгляд. Она смотрела с упреком, будто говорила:

- За что? Зачем, дитя мое? Я любила тебя больше жизни...

Амалия отняла руки от лица и вновь метнулась к шкафу.