Литовцев выплюнул изо рта воду с мазутом, истошно закричал, замахал «деду» рукой, но тот, не обращая на него внимания, развернул лодку…

Ветер, ветер…

Он гнал пламенную волну, возникшую, словно по волшебству, и растущую с каждым мигом, прямо на водолазные боты.

А диверсант, отплыв на веслах несколько саженей в противоположную сторону, снова оглянулся и увидел вахтенного; тот вынырнул, на сей раз уже один – Литовцева над водой не было.

«Дед» перекрестился, завел небольшой мотор и нырнул во тьму, которая рядом с оранжево-дымным пылающим морем стала еще чернее и гуще.

Огненную реку увидели на первом водолазном боте.

Раздался крик: «Полундра!» – люди бросились к подветренному борту.

Несколько секунд водолазы в растерянности смотрели на волну пламени, прервав работу. Только подводники, стоявшие на воздушной помпе, продолжали мерно качать воздух для своих товарищей, работавших под водой.

– Что за диво? – изумленно вопросил Иван Зирковенко, ни к кому, впрочем, прямо не обращаясь.

Усатый пожилой боцман Говорухин, прошедший на своем веку три крупных кампании, внимательно всмотревшись в пламя, сказал хмуро:

– Оно тебе сейчас покажет… «диво»!.. Это нефть горит… Либо мазут.

На палубе появился Щекутьев. В одно мгновение он оценил обстановку.

– Да-а, что-то в этом роде… – подтвердил он мнение боцмана. – Я такое уже видел однажды… в Сиднее… Страшная штука: ветер-то на нас гонит!

Боцман Говорухин предложил:

– Уходить надо, Сергей Сергеевич!

– А они? – Щекутьев выразительно кивнул на воду, в глубине которой работали водолазы. – На подъем минут пятнадцать уйдет… – И тут же скомандовал: – Пахомов, Сапегин! Срочный подъем водолазов! Сигнальте водолазам аварийный подъем!

Матросы несколько раз подергали подъемный водолазный трос, передавая тем, кто под водой, условный сигнал, затем быстро и деловито наладили лебедку для подъема. Включили мотор. Трос зазмеился из воды, начал медленно наматываться на вал лебедки…

…Медленно-медленно – а быстрее нельзя, человек не выдерживает быстрого подъема с глубины – поднимались водолазы Федор Гарковец и Василий Косов, и вот корпус затонувшего судна уже под ними…

Щекутьев командовал на палубе бота:

– Быстро, быстро, орлы! Не паниковать! Ведра готовьте, багры, топоры… Синилов, не вижу дела! Что там с пожарной помпой?

– Не качает, Сергей Сергеевич… – растерянно отозвался молодой матрос.

– Да ты что, с ума сошел? – остервенело закричал ему Щекутьев. – Голову оторву!.:

Синилов в полном недоумении развел руками:

– Вчера проверял – работала, как из пушки… А нынче поршня клинят!

Щекутьев бросился к помпе, принялся отвинчивать крышку воздушного механизма.

Матросы выстроились тем временем на подветренном борту, готовые встретить пламя, – с баграми, топорами, ведрами на веревках и прочим нехитрым противопожарным снаряжением. Кто-то заранее наливал в бадью забортную воду.

А водолазы поднимались – уже близилась поверхность моря. Гарковец, по-прежнему не ведая о случившемся, с изумлением смотрел на багровое зарево над своей головой – такой картины ему видеть еще не приходилось!

…Пламя уже подступило плотной стеной к борту судна.

Щекутьев, чертыхаясь, все еще возился с помпой, а подводники дружно отражали натиск огня, обливая палубу и борта бота забортной водой…

Торопливо качали воздух водолазам, мерно чавкал насос, по резиновому шлангу от каждого качка, словно конвульсия, пробегала воздушная волна…

Шланг перевешивался через борт водолазного бота, уходил под воду, к водолазам. Никто в суматохе не видел, как откуда-то сверху пролетел пожарный топорик, воткнулся в палубу, одновременно перерубив шланг, почти на всю толщину его. Из шланга с шипением, со свистом рванулся воздух…

Иван Зирковенко, стоявший на помпе, первым заметил, что ход поршня стал необычайно легким. Передав рукоятку другому матросу, он побежал вдоль шланга. Вот и топорик, воткнувшийся в резиновую кишку, – Иван все понял. Истошно заорал:

– Полундра, ребята! Обрыв шланга!..

Щекутьев подбежал к месту аварии, отдал команду:

– Эй, на лебедке! Аварийный подъем!..

Лебедка начала вращаться с бешеной скоростью.

Багровое зарево над поднимавшимися водолазами приближалось – поверхность была уже рядом. И вдруг Гарковец увидел, что его товарищ извивается в воде, судорожно размахивает руками и ногами.

Водолаз понял, что произошла какая-то катастрофа, но помочь Васе Косову он был не в силах – ведь во время подъема водолаз никакой самостоятельности не имеет… Он лишь принялся дергать сигнальный фал, чтобы дать знать товарищам наверху, что под водою неладно.

Прошло еще несколько мучительно долгих секунд, и шлем Федора Гарковца показался над пламенной волной. И хотя вытянули его очень быстро, пламя успело охватить водолаза.

Матросы и к этому подготовились: Гарковца сразу же закутали в несколько мокрых одеял и сбили пламя… Одновременно стащили с него шлем…

Вот и второй водолаз, Василий Косов, на палубе… Он был без сознания, синие губы закушены. Подводники, не теряя ни секунды, начали делать ему искусственное дыхание… Наконец, слабо затрепетали веки, вырвался первый вздох…

Можно уходить от огня!

Щекутьев коротко приказал:

– Полный вперед!

Через несколько мгновений из трубы водолазного бота рванулся густой столб дыма, мерно зарокотал двигатель, и судно рванулось вон из огненной купели – вперед, к спасительно-чистой кромке моря, где уже маячили буксир и плавучий кран: они-то ушли на чистую воду сразу же, как возник пожар, – им ведь не надо было ждать подъема водолазов!

Развевался дым над длинными тонкими трубами и двух других водолазных ботов: вместе со своими буксирами они резво бежали по огненному морю, оставляя за собой черный дымный след.

Миллер вышел в приемную, где его ожидал посетитель. При появлении генерала посетитель – высокий сухопарый англичанин с резким энергичным лицом – поднялся, пошел ему навстречу, коротко представился:

– Господин генерал, я инспектор Скотланд-Ярда лейтенант Флойд Каммингс…

Миллер церемонно поклонился:

– Очень приятно. Чему обязан?

Инспектор сухо, будто на бухгалтерских счетах, сказал-отщелкал:

– Отправляясь к вам, господин генерал, я имел беседу с комиссаром уголовной полиции города Лондона мистером Сондерсом. Господин комиссар уполномочил меня заявить, что поведение ваших людей в Лондоне более не терпимо!

Оцепенев от бестактной полицейской формулировки, Миллер еле выдавил из себя:

– Кого вы имеете в виду, говоря о «моих людях»?

– Сэр, я не намерен праздно препираться с вами. Под «вашими людьми» я имею в виду ваших людей, и точка, – глядя на Миллера беспощадными глазами, отчеканил Каммингс.

– Мистер Каммингс, вы забываете, что я – представитель великой державы… – начал, задыхаясь от гнева, Миллер. – Министерство иностранных дел…

– Господин генерал, – не затрудняя себя особой вежливостью, перебил полицейский, – мы, полицейские, не занимаемся политикой. Должен констатировать, что белые офицеры ведут себя здесь как дикари, хотя, может быть, в этом виноваты большевики. Должен вас