– А вы, мисс задрипанная, почему не каетесь? А-а?

Большие глаза девушки наполнились слезами, задрожали губы.

– Мы свободные люди… – сказала она срывающимся голосом. – Вы не заставите меня… Здесь – Англия…

Севрюков засмеялся:

– А вы, англичаночка, не из Бердичева, часом? У-ух, сколько я там вашего брата…

Слезы бежали двумя прозрачными дорожками по ее щекам, но она нашла в себе силы крикнуть:

– Вы бандит!.. И погромщик!..

Севрюков с искренним интересом посмотрел на нее, нехорошо ухмыльнулся и сказал остальным:

– Слушайте, вонючки! Если вам шкура дорога, забудьте дорогу к красным. Иначе всем вам – шандец!

Он прошелся вдоль ряда перепуганных служащих, выразительно покачивая маузером. Сказал издевательски:

– Вот девчушечка – она у вас принципиальная… А я принцип уважаю…

Севрюков резко повернулся к девушке-машинистке и выстрелил ей в живот. В упор.

Не вскрикнув, девушка сползла на пол. Холодная волна ужаса поглотила всех. А Севрюков хрипло крикнул:

– Все поняли?! До новых встреч!..

И вышел.

Кушаков бросился к девушке:

– Врача!.. Полицию!..

Чаплицкий с одним из новоявленных своих помощников, поручиком Всеволодом Литовцевым, шел по Солодовнической улице в сторону порта.

Литовцев, незаметно и ловко осматриваясь, рассказывал:

– Броненосец этот, «Чесму», решили разоружить. Ну и заодно, конечно, снять с него мазут…

– Еще бы! – кивнул Чаплицкий. – Миноносцы в Мурманске без топлива стоят.

Литовцев продолжал:

– За мазутом прислали наливной лихтер… Тьфу, черт, забыл, как называется…

Чаплицкий подсказал:

– «Енисей», что ли? Или, может быть, «Труд»?

– О, точно: «Труд»! Мазут, значит, перекачали к нему в баки. Завтра он должен отправиться в Мурманск, снабжать топливом миноносцы.

– А сколько мазута?

– Четыре, не то пять тысяч пудов.

Чаплицкий спросил весело:

– И что, хорошо горит?

– Еще как!

– А не взорвется, в случае чего?..

– Не-ет… Наш друг сказал: сунуть факел с керосином, и все в порядке. Ну а если, говорит, кто-нибудь из водолазов останется на дне, в суматохе-то… Что ж, другим туда лазить неповадно будет!

Разговор продолжали в трактире.

Прихлебывая жидкое пиво, Литовцев объяснял:

– В два часа ночи начнется подъем воды… От речного бара. И сильный ветер к морю. Если все это хозяйство пустить по ветру – моментально придет к ботам. Дальше все ясно, как по чертежу.

Чаплицкий недоверчиво наморщил лоб:

– А если ветра не будет?

Литовцев засмеялся:

– Он предупредил: ветер здесь не менялся с начала мироздания. Так, мол, и в лоции сказано…

– Ну, разве что с начала мироздания, – согласился Чаплицкий. – А карта?

Литовцев похлопал себя по нагрудному карману:

– У меня. Он там все разметил.

Чаплицкий аппетитно уписывал вареную картошку с конопляным маслом. Закончив есть, коротко сказал:

– Ясно. Возьмешь с собой «деда».

– Есть, Петр Сигизмундович.

– Установлено, что в городе безнаказанно действует исключительно хитрый и опасный белогвардейский волк – Петр Сигизмундович Чаплицкий, – докладывал на узком совещании Чека Болдырев. – Чаплицкий – бывший капитан первого ранга, контрразведчик, негодяй большого масштаба. Руки его обагрены кровью революционного народа. Достаточно привести некоторые факты: еще в марте двадцатого года он раскрыл в Архангельске военную подпольную организацию, которая действовала среди солдат местного гарнизона. Большая группа подпольщиков была арестована, судима и расстреляна…

– И группа Теснанова… – сказал помощник Болдырева.

– Да, это тоже по его прямой вине, – подтвердил Болдырев. – Они раскрыли подпольную городскую организацию коммунистов во главе с Теснановым при помощи провокатора. Руководители организации – большевики Теснанов, Закемовский, Близнина и другие – были казнены… Так что пора активизироваться, товарищи, кончать с ним надо.

Медленно покачивался на пологой волне лихтер «Труд». Была поздняя ночь, и вся команда спала.

Только на верхней палубе прохаживался вдоль борта молодой вахтенный. Прошел неторопливо на корму, закурил, и неяркий огонек зажигалки выхватил из непроглядной тьмы юное, безусое еще лицо…

Облокотившись о поручень около ящика с песком, вахтенный всматривался в море: водолазы неподалеку работали круглосуточно.

А со стороны судоремонтного завода быстро шла к лихтеру небольшая лодка. В ней сидели двое – Всеволод Литовцев и пожилой широкоплечий мужчина в зюйдвестке.

Шли они на веслах, лопасти которых были обмотаны мешковиной – чтобы не слышался плеск воды. Уключины были густо смазаны тавотом – чтобы не скрипели.

Лодка постепенно приближалась к лихтеру. Пожилой внимательно следил за растущим силуэтом судна.

Заметив вспышку зажигалки, прошептал:

– Закурил, служивый… Значит, на баке останется, пока не докурит…

– Это хорошо, – подмигнул Литовцев.

Они неслышно подошли вплотную к судну, и Литовцев с одного раза забросил веревочную лестницу на трубопровод, идущий вдоль борта.

Еще раз вслушавшись, он поднялся к несложному сливному устройству, врезанному в трубопровод.

Вот и запорный вентиль, напоминающий большое рулевое колесо.

Литовцев с силой раскрутил вентиль, и из широкого жерла трубы потекла густая черная жидкость. Сначала ручейком, но вскоре мазут уже хлестал вовсю, взбивая на поверхности воды черную пенную шапку.

Пожилой мужчина скомкал газету и бросил ее в воду. Сильный порыв ветра подхватил бумажный ком, быстро понес его в сторону водолазных ботов.

Пожилой удовлетворенно ухмыльнулся.

Крепко, в последний раз затянувшись, вахтенный прислушался: кроме привычного плеска волн и свиста ветра, возник новый звук. Вахтенный еще не знал, что это шум мазутной струи, выпускаемой в море диверсантами. Загасив окурок в бачке с песком, вахтенный по-прежнему неторопливо направился в ту сторону, где находился вентиль.

Литовцев следил за ним из-за переборки.

Вахтенный подошел к борту, снова прислушался, перегнулся через поручень, стараясь разглядеть вентиль.

И в этот миг Литовцев нанес ему сильный удар в лицо.

Успев немного отклониться, матрос схватился обеими руками за голову Литовцева, потянул поручика на себя…

После недолгой борьбы Литовцеву удалось стащить вахтенного с палубы, но, не удержавшись, он вместе с ним упал в воду.

Через секунду они оба вынырнули. Лицо парня было окровавлено, но он крепко держал Литовцева поперек корпуса. И силился крикнуть, но поручик все время зажимал ему рот ладонью.

Спустя мгновение они снова погрузились под воду, вернее, под толстый слой покрывшего ее мазута.

Снова вынырнули, сплетаясь в последней смертельной схватке.

Пожилой диверсант, которого Чаплицкий назвал в разговоре с Литовцевым «дедом», беспокойно осматривался, он явно боялся, что кто-нибудь с судна заметит происходящее.

Наконец, махнув рукой, он взял заранее приготовленные факелы из пакли, полил из бадейки керосином и подогнал лодку к самой кромке мазутного пятна.

Последний раз осмотрелся, поджег факелы – один, другой, третий – и начал опускать их, тихо передвигаясь на лодке, в густой мазут.

От берега он был пока что скрыт бортом лихтера.

Бегучее пламя, мгновенно охватившее факелы, легко перебросилось на поверхность мазута.

Вспыхнуло море.

Огонь охватил невысокие пологие