Во время борьбы с недугом Исидору приходилось защищаться от ударов чисто материального характера. При вступлении на папский престол Пия II доходы кардинала не превышали 4 000 дукатов, о чем свидетельствует ежемесячная пенсия, назначенная Исидору в размере 100 дукатов. Это пособие выдавалась тем кардиналам, чей доход составлял менее 4 000 в год. Георгий Трапезундский прямо утверждает, что Рутенский кардинал был беден. Вот почему волей-неволей Исидору постоянно приходилось заботиться об увеличении своих средств, о чем свидетельствуют его непрестанные тяжбы или с должниками, или с кредиторами. Вообще, весь последний период его жизни был полон финансовых затруднений, от которых он никак не мог избавиться. В этом контексте весьма показательна одна история, произошедшая с кардиналом. Еще 18 декабря 1458 г. Исидор отдал церковные земли на Эвбее в аренду латинскому архиепископу Афин Николаю Протимо на 15 лет с тем, чтобы тот, в свою очередь, ежегодно отдавал 400 дукатов Венеции и 300 кардиналу[755]. 17 апреля 1460 г. из Анконы Исидор подтвердил, что арендатор заплатил ему в первый год аренды 400 дукатов и потом еще 50, а 6 декабря того же года кардинал выпустил квиток, удостоверяющий, что Протимо ему заплатил 400 дукатов. Кроме того, Исидор имел неосторожность занять у этого человека в долг, когда собирался отправиться в Морейский деспотат. И вот теперь, в 1461–1462 гг., когда настало время сводить счеты, разногласие в цифрах получилось такое, что пришлось прибегнуть к суду. Дело в том, что Николай отказывался уплатить четырехгодичную плату за аренду в размере 1 200 дукатов и требовал от Исидора в свою пользу 872 дуката. Таким образом, Исидор оставался в долгу. Николай Протимо пожаловался на кардинала папе, и Пий II создал комиссию для выяснения этого дела[756]. Председателем комиссии был назначен Конрад Марциллини[757], состоявший на службе у Исидора[758]. В конце концов было установлено, что Исидор действительно в долгу у Николая и, чтобы хоть как-то выйти из этой тяжбы, он вынужден был возобновить арендный договор и сделать Николая Протимо своим представителем на Эвбее[759]. Конечно же, подобные передряги удручали Исидора и истощали его здоровье. Были у Исидора и другие неприятности финансового характера[760]. Часть их выпала на долю Виссариона, «принявшего на себя дела своего коллеги»[761]. Вероятно, от него старались скрывать большинство этих недоразумений, он же оставался до конца верен своим идеям и привязанностям. 25 февраля 1462 г. Исидор обратился с письмом к Мантуанскому маркизу Федерико I Гонзаге, в котором попросил о содействии Мануилу Ягуби и Ангелу Палеологу, отправляющимся «за сбором милостыни для выкупа константинопольских пленных». Исидор, в частности, написал: "Все, что Вы для них сделаете, будет угодно Богу, а мне доставит самую искреннюю радость. Я же готов для Вас на такие же услуги и даже на большие"»[762].

Но самый трогательный эпизод, в котором как в зеркале отразилась вся жизнь Исидора, относится к 13 апреля 1462 г.[763]: «В этот день из Понте Молле в Ватикан переносили главу св. Андрея <…> Кардинал был прикован к одру болезни и не принял участия в процессии. Но когда она поравнялась с его окнами и он услыхал священные гимны и благочестивые клики толпы — ничто не смогло его удержать дома. Он поспешил вослед святых мощей вплоть до собора св. Петра <...> Стоя на коленях, престарелый и немощный иерарх взглядами и жестами одобрял своего друга Виссариона, который требовал ради спасения Византии крестового похода против турок. Что могло бы говорить красноречивее в пользу нашего кардинала? <...> Порыв, заставивший Исидора подняться и дойти до храма Св. Петра, по-видимому, окончательно истощил силы его организма. А силы эти были когда-то немалые. Даже во время последнего периода болезни жизнь не раз возвращалась к кардиналу, когда все уже считали его умирающим»[764]. Папа Пий II, на свидетельстве которого строит свой рассказ П. Пирлинг, более сухо сообщает об этом событии в жизни Исидора: по обыкновению Исидор находился дома, но когда увидел, что главу апостола Андрея проносят мимо его дворца, он пожелал любой ценой последовать за реликвией. Он пришел в собор святого Петра и, зайдя за ограждение окружающее алтарь, подошел к папе и кивком головы и знаками дал понять, что хотел бы приложиться к главе апостола. Папа исполнил его просьбу и Исидор, стоя на коленях, с благоговением и рыданиями приложился к главе апостола Андрея, после чего радостным возвратился домой. Папа Пий прибавляет к этому описанию, что Исидор словно увидел воочию основателя своей родины и это видение дало ему столько удовольствия, что сделало «почтенного старика» невероятно счастливым[765].

Исидор в этот последний год своей жизни, естественно, не мог следить за делами в своих «бенефициях», и поэтому папа назначил кардинала Виссариона, бывшего Никейского митрополита и близкого друга кардинала Исидора, администратором при нем. Вполне возможно, что Исидор сам назначил Виссариона своим душеприказчиком, завещав ему все или часть своего имущества. Этому мы находим косвенное подтверждение в завещании Виссариона, составленном 17 февраля 1464 г., в котором он благословляет францисканским монахам храма Святых апостолов поминать имя Исидора в своих ежедневных богослужениях и упоминает «некоторые вещи», унаследованные от него[766].

Когда при смерти находится человек, личность которого была столь известна, часто бывает так, что у его смертного одра собираются желающие получить что-либо в наследство. Нечто подобное было и с Исидором. Мантуанский кардинал-диакон Франческо Гонзага хотел получить в полное владение церковь св. Агаты, находящуюся под властью Исидора и при которой тот, возможно, провел последние дни своей жизни. Эта церковь еще 18 декабря 1461 г. была отдана папой Пием под руководство Гонзаги, однако за Исидором был оставлен доход от этой церкви в 40 скудо. Наконец, за 13 дней до смерти Исидора, 14 апреля 1463 г. папа отдал Франческо эту церковь[767].

По прошествии нескольких дней, 24 апреля, в воскресенье, Гонзага в последний раз навестил больного. Умирающий кардинал «выказал большую радость при виде любимого собрата. Но еще больше обрадовался он, когда услышал от него про крестовый поход и про то, что маркиз Мантуанский отдает в его распоряжение две хорошо вооруженных галеры. Таким образом, Рутенский кардинал остался верен себе: и на краю гроба не покидала его надежда»[768] на спасение Византии. Однако роковой час становился все ближе и в среду, 27 апреля[769], после, вероятно,