5. Заключительные мысли

В заключении я не стану дополнять имеющийся список новыми ошибками, хочу лишь предупредить о некоторых областях, где неискушенных экзегетов могут подстерегать ловушки.

Другие возможные ошибки

1. Проблемы, связанные с литературными жанрами

Их много. Современные определения «притчи» или «аллегории», вероятно, не совпадают с тем, что вкладывали в эти понятия древние авторы. Большая часть новой герменевтической теории развилась и утвердилась на материале притч, с помощью которых Иисус шокировал слушателей, заставляя увидеть в притче самих себя, однако к жанрам повествования и посланий–трактатов эта теория подходит не всегда. С какими вопросами нам следует подходить к жанру и как нам могут помочь в этом изучаемые жанры? Опять же, многим исследованиям в этой области не хватает объективного и взвешенного анализа точек соприкосновения и точек расхождения при сравнении двух литературных произведений.

Одна из самых распространенных ошибок этого подкласса встречается при толковании Книги притч. Притчи не являются ни обещанием, ни прецедентным правом. Некоторые верующие уверены, что притчи — это обещания Бога; они будут весьма разочарованы, если услышат, что это не совсем так.

Наверное, наилучшим примером будет сравнение двух соседних притч. «Не отвечай глупому по глупости его» (Прит. 26:4). Следующий же стих добавляет: «Отвечай глупому по глупости его». Разобраться в этом странном сочетании поможет вторая часть стихов:

«Не отвечай глупому по глупости его, чтобы и тебе не сделаться подобным ему» (26:4).

«Отвечай глупому по глупости его, чтобы он не стал мудрецом в глазах своих» (26:5).

Вдумчивому читателю стоит задаться вопросом: в каких случаях следует придерживаться одного стиха, а в каких — другого? Этот вопрос подводит к размышлению над второй половиной стиха: сделаюсь ли я подобным глупцу, если отвечу «глупостью» (26:4) или же мой ответ пошатнет его самоуверенность и заставит задуматься о своем поведении (26:5)?

Иначе говоря, притчи заставляют задуматься и проанализировать обстоятельства, к которым они применимы, признать, что они содержат не упрощенные черно–белые обещания, а Божью мудрость о том, как жить в страхе Божьем.

Аналогичным образом внимательный экзегет должен подходить и к пониманию еврейской поэзии, апокалиптических книг, исторических повествований, евангелий, плача и многих других форм. Он должен понимать, как они передают смысл и истину, как они утешают, или наставляют, или предостерегают и так далее.

2. Проблемы, связанные с тем, как в Новом Завете использован Ветхий

Одна из проблем связана тем, как правильно понять авторитет Ветхого Завета в случаях типологической связи. Есть опасность фидеизма (то есть отказа от понимания и принятия чего–либо «верой») тогда, когда идет речь о сложных отрывках Ветхого Завета. Необходимо научиться определять, когда цитата из Ветхого Завета «тянет» за собой весь оригинальный контекст, а когда — нет. Эти, и многие другие проблемы, становятся причиной самых разнообразных ошибок.

3. Аргументы к недосказанности

Один из рецензентов книги Джеймса Херли о роли мужчин и женщин дал ей жесткую критическую оценку за то, что автор неудовлетворительно осветил молчание Иисуса об угнетении женщин[209]. Как правило, библеисты считают аргументы к недосказанности слабыми, но при наличии доказательств того, что автор текста или оратор должны были в данном контексте продолжить свою мысль, аргумент приобретает большее значение. В данной ситуации я не пытаюсь выступать третейским судьей, а лишь хочу указать на то, что ошибки могут появляться как в результате использования аргумента к недосказанности, так и в результате попыток реконструировать контекст для подкрепления такого аргумента.

4. Проблемы сопоставления текстов

Некоторые из них становятся явными, если рассмотреть попытки Ария связать Ин. 10:30 («Я и Отец одно») с Ин. 17:20–23 («Молю… да будут все едино, как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе»). Что дает право толкователю связывать одни стихи, а не другие? Ответ заключается в том, что все эти связи приводят к созданию форм мышления, которые влияют на толкование других текстов. В результате возникают ошибочные толкования не только отдельных стихов, но и ошибочные связи между отрывками, с помощью которых затем трактуется следующий стих!

Например, для того чтобы согласиться с толкованием 1 Кор. 14:33–38 (о молчании женщин в церкви), предложенным Джорджем Найтом, необходимо допустить, что коринфские верующие были знакомы с текстом 1 Тим. 2:11–15, который, согласно всем существующим хронологиям, на тот момент еще не был написан. Найт признает, что в свете 1 Кор. 11:5 отрывок из 14‑й главы не подразумевает абсолютное молчание, но затем ссылается на 1 Тим. 2:11–15, где оговорены условия запрета. Возможны и другие подходы, но в любом случае проведение такой связи между текстами, от которой во многом зависит понимание отрывка, требует веского обоснования.

Я не пытаюсь предложить пробные методологические решения этих проблем, но совершенно ясно, что многие христианские дискуссии — будь то продолжительный спор о всевластии Бога и ответственности человека или возникшая в последнее время тема полов в церкви — возникли и живут из–за допущенных именно в этой области ошибок и заблуждений. Среди этих ошибок очень часто встречаются те, что уже были описаны в этой книге. Применение рассмотренного материала к построению последовательного библейского богословия потребует новых размышлений, которые выходят за рамки данной книги. В этой области, безусловно, еще предстоит провести огромную работу.

5. Проблемы, связанные со статистическими аргументами

Многие экзегетические суждения частично сформировались под влиянием теорий критики редакций. Эти теории формулируют на статистических данных, например, о частотности употребления определенного слова или фразы в заданном собрании текстов или об использовании слова в однозначно редакционных уровнях текста и других текстуальных пластах.

Статистические аргументы порождают множество разнообразных методологических ошибок, о которых многие экзегеты Нового Завета практически ничего не знают. Например, многие редакционные пласты определяются на основе подсчета слов, встречающихся лишь четыре или пять раз. Статистически это означает, что вероятность ошибки в таких случаях составляет 50, 70, 80% и выше. Более того, статистика частотности слов, как правило, рассчитывается на основе нулевой гипотезы, а именно на основе статистической модели, вычисляющей, насколько вероятны различные употребления в сравнении со случайным извлечением слов из лексического запаса автора. Но писатели выбирают слова иначе: не случайно, а руководствуясь существенными контекстуальными и тематическими причинами, на основании которых они употребляют какие–либо слова в одном контексте, но не в другом.

Что важнее, в сравнительном