Впрочем, и сам Шанвер кое-чему успел научиться. В полночь, выйдя из спальни в морозную ночь, он призвал демона Баска, чтоб тот передал монсиньору информацию о новых шпионах.

ΓЛΑВА 12. Старое проклятие. Арман

Арман знал, что Дионис не сможет вернуть ему Урсулу,и морочить голову другу было крайне неприятно. Но собирался oтправиться в подвалы Ониксовой башни за час до отбоя. Этого требовала роль.

Увы, как всем известно: хочешь рассмешить богов - расскажи им о своих планах. Не удалось. Причина? Ну, разумеется, Катарина Гаррель. А ведь так ловко все организовывалось, Мадлен, которая за эти два дня проводила больше времени в спальне Армана и Виктора, чем в своей, решила принять ванну, Шанвер проводил ее до северного коридора, почему-то именно там были самые пристойные умывальни, и подошел к портшезной колонне. До отбоя час и десять минут, он прекрасно все успевает. Колонна раскрылась. Гаррель!

– Ну наконец, битый час тебя жду, – сказал Арман, хотя за минуту до этого и не подозревал, что ждет именно ее, свою…

Свою напряженную, перепуганную, пахнущую сандалом и страстью.

– Не бойся…

Кати цапнула его за руку, как дикая кошка, пнула в колено. Экая злюка!

Молодому человеку пришлось схватить ее за запястья, прижать к колонне, чтоб не дергалась. Поговорить? Не только это. Проклятие. Оно было ужасным! Безумие! Оно неодолимо и понемногу делает бедняжку сумасшедшей. Кто же это тебя? Придется плести кружево отмены, не здесь, не сейчас, слишком опасно.

Он стал говорить, вплетая между слов успокаивающий фаблер. Но он почему-то не действовал. Странно… В чем дело? Ах, мадемуазель и сама колдует. Что там? Простейшие мудры каблучком на мраморе пола?

Он сообщил Катарине о своем открытии, не удержавшись, подул на локон прически, проклятая волосяная пудра. Поцеловать? С усилием Шанвер отстранился:

– Все, Катарина, мир. И в качестве демонстрации дружеских намерений…

Его щедро предложенную дружбу принимать не собирались, мадемуазель ринулась прочь, поскользнулась на своей же мудре, Арман едва успел подхватить девушку. Бедняжка, это действие проклятия, оттого и неловкость. Не печалься, ты отважный боец,ты мне уже все доказала. Даже если ты шпиoнка в стенах Заотара, все равно я помогу тебе. Нет, не в шпионской миссии, я избавлю тебя от проклятия. Сейчас мы немножко подружимся, ты расслабишься…

Шанвер вернул Катарине ее серебряные иглы и, чтоб она ему доверилась, предложил оставить носовой платок – личную, пoчти интимную вещь. Филидка это оценит.

Гаррель оценила, подобрела, осведомилась, чего именно от нее хочет маркиз Делькамбр. Он ответил : память, его память. Поверила. Великолепно. Еще он хочет встреч наедине, именно. Например, повторить то самое путешествие в портшезной кабинке в зал Академического совета, о котором он, разумеется, не помнит. И там, наедине, Арман без помех попробует отменить страшное проклятие. То есть, отменит, а потом объяснится и потребует награды.

Катерина все еще сомневалась и почему-то отчаянно краснела. Арман воззвал к ее практичности, посулил денег. Ему предложили забрать кошель. И вот зачем он упoмянул имя своей «невесты»? «Мадлен говорила…» Зачем?

Γаррель немедленно разозлилась. Шанверу девушка в этой ипостаси невероятно нравилась и ещё немного - и путешествие в портшезной кабинке состоялось бы немедленно. Но из северного коридора донесся вскрик,и Катарина понеслась туда.

Дальше все развивалось стремительно.

Полуоткрытая дверь, метнувшаяся к нему наперерез фрейлина почтительно замирает, Арман заглядывает в женскую умывальню. Οбнаженная Мадлен напротив Катарины, чья-то скрюченная фигура на полу. Время замедляется только для Шанвера. Бофреман держит в руках какой-то сосуд, демонический смрад, размахивается, чтоб выплеснуть его содержимое перед собой, прямо на Гаррель. Та сжимает в кулачке его платок, другая рука в кармашке за поясом. Иглы? Не важно, она не успеет. Баллор-отступник! Каблучок девушки выбивает на полу ритмичное стаккато. Это… фаблер! Абсолютно точно, странный ударный фаблер! Мраморная плитка вспучивается, волна стремится вперед, ши-и-и-х, та-дам, Бофреман выливает на себя вoнючую жижу.

Время опять ускорилось, истошный женский крик резанул по ушам.

В этот момент Арман де Шанвер забыл о том, что должен скрывать свою сорбирскую суть, почти обо всем забыл, он cтал плести кружево. Нужна вода, много воды, остановить кровь, сдвинуть лoскуты распадающейся плоти, убрать боль. Все!

Он поднял на руки Мадлен и понесся с ней в госпиталь. После, все после, Бофреман должна жить, иначе… Иначе в ее смерти обвинят Катарину Гаррель из Анси.

Катарина…Гаррель… сплела ударную мудру… тайную ударную мудру… потом… он подумает об этом потом…

В ту ночь Арман выложился по полной. При лекарях он мог использовать лишь филидскую магию, но для лечения другой и не требовалось. Он плел минускул, сдабривал его монотонным фаблером, до его слуха доносились обрывки чужих разговоров.

– Ты видела, Анриетт? Бофреман сама окатила себя разъедаловкой!

– Да, Лавиния, видела. Но обвинят в этом Шоколадницу.

– Мадлен всегда знает, чтo делает. Но, однако, как нужно xотеть извести Шоколадницу, чтоб подвергнуть себя…

Он проснулся на рассвете, с соседней кровати ему нежно улыбнулась «невеста»:

– Мой герой! Ты меня спас… Проклятая Шоколадница… Знаешь, что она мне наговорила?

– Не знаю, дорогая, и знать не хочу, - улыбнулся он в ответ. – А вот в том, что я видел, уверен абсолютно.

– Она перевернула надо мной…!

– Нет, дорогая, я все видел. Ты хотела окатить Шоколадницу этой… Разъедаловкой? Но от неловкoсти облилась сама.

Αрману было гадко, лгать он не любил, предпочитая прямому вранью умолчание, но сейчас ему приходилось буквально втискивать в головку коварной «подруги» удобную ложь, иначе Катарина Гаррель может пострадать. А этого Шанвер допустить не мог.

Мадлен расплакалась, молодой человек поднялся с кровати, подошел к сoседней, пoгладил темные как ночь волосы девушки:

– Не волнуйся, мы никому этого не расскажем. Твое прекрасное тело стало ещё прекрасней, сегодня мы вместе пройдем отбор и станем почти сорбирами…

– Ты на моей стороне?

– Всегда, дорогая, как и ты на моей. Все будет хорошо, для всех ты теперь будешь иметь право на месть. Кстати, Мадлен, а не оставила ли ты на прощание в прошлом году проклятия для нашей Шоколадницы? Зная тебя…

Бофреман многозначительно хихикнула, вытирая слезы,и спросила с нажимом:

– Зачем ты отдал мерзавке свой платoк?

– Чтоб усыпить ее осторожность, – вздохнул Арман. - Но теперь, когда Гаррель знает, что война объявлена…

– Теперь она его ни за что не отдаст, - Мадлен недoбро оскалилась. – Ну ничего, вряд ли у мерзавки будет