на чувство вины Эрис, чтобы добиться от нее желаемого, но оно не стало. Оно ведь тоже страдало от одиночества, и уже не одно столетие. И в ее силах подарить ему ответное утешение, так зачем отказывать?

Эрис направилась к постели, оставив дверь открытой.

– По ночам я тушу камин. От дыма страшно болит голова. Ничего страшного?

Ответа не последовало.

– Чудовище? – Позвала девушка, обернувшись к великану.

Он неподвижно замер в коридоре. Ее согласие повергло его в шок.

– Да, – опомнившись, проговорил он. – Ничего страшного.

Великан переступил порог. Его сгорбившаяся фигура, казалось, съежилась еще сильнее, пока он шел к нетронутой половине кровати, где лежали непримятые подушки и одеяло.

Эрис плотнее запахнула шаль. Наверное, все же стоило забрать доспехи с поля боя. Девушка осторожно опустилась на краешек кровати.

Она нисколько не нервничала. Среди ее партнеров встречались ребята и похуже Чудовища в плаще, страдавшего от одиночества. Эрис была вовсе не прочь разделить с кем-то кровать, тем более что большего никто из них и не ждал.

Но сердце все равно забилось быстрее. Ей хотелось прикоснуться к нему, хотелось, чтобы и он ее коснулся, хотелось еще раз пережить то, что случилось тогда на поле боя, – только уже в куда более интимной обстановке спальни.

Девушка поморщилась. Ждать утешения от этого монстра – и что она за человек, раз ей этого хочется? Неужели она до того отчаялась в борьбе с одиночеством, что готова даже на такое?

– Можно я не буду задергивать полог? – спросила девушка, чтобы только отвлечься.

– Эрис, это ведь твоя комната. Спи как пожелаешь.

Мне бы просто спать крепче, подумала девушка и забралась под одеяло, надеясь, что сорочка, шаль, шелк и шерсть сдержат поток чувств, точно пробка – содержимое переполненной бочки. Она прислонила затылок к изголовью, украшенному драгоценными камнями.

Чудовище опустилось на кровать, и та скрипнула под его весом. Оно устроилось на боку, лицом к Эрис, и спрятало уцелевший рог под гору подушек. Обломанный же безобидно замер неподалеку от ноги девушки. Потом великан подтянул колени к груди и обнял себя руками. Теперь он походил на огромного бесформенного младенца. Его лицо по-прежнему скрывал капюшон, отбрасывая грубые тени на кожу. Что ж, у него хотя бы есть нос.

У Эрис закололо руки. Можно ли погладить его по голове – или это слишком навязчиво? Можно ли положить руку ему на спину? Коснуться плаща пальцем? А вдруг он этого не захочет и отпрянет? Она всегда ждала, что он проявит инициативу первым, и на поле боя так и было. Коснуться его первой – на такую дерзость она раньше не решалась.

Он убийца, напомнила она себе. Лучше вообще к нему не прикасаться. Эрис сложила руки на груди и скрестила ноги, пытаясь стать как можно меньше.

– Здесь так тихо, – проговорил великан, словно боясь нарушить молчание, установившееся в спальне.

– А эти твои души… больше не донимают? – спросила Эрис.

– Они никуда не делись, но… теперь мне проще их выносить. Твое присутствие мне помогает. Я не теряюсь среди созвездий чужих жизней. Когда я вижу тебя, я возвращаюсь в настоящее.

Шелковая простынь зашуршала в темноте, а потом прохладный лоб великана едва ощутимо прижался к бедру Эрис. Мышцы в животе тотчас напряглись, чтобы унять внутренний трепет. Нет, то была вовсе не нервозность. А что-то другое, какое-то чувство, которое ей не хотелось признавать.

– Ты не против? – спросило Чудовище.

Нет, продолжай.

– Не против, – ответила девушка. В пальцах отдавался пульс – слишком крепко она сплела руки.

– Доброй ночи, Эрис.

– Доброй ночи.

Эрис уставилась на драпировку, свисавшую с потолка, – бархатные полотна, превращавшие свет в непроглядную тьму. Она принялась медленно считать, каждый раз прибавляя к предыдущему числу по три. Ритм слов казался ей чересчур медленным в сравнении с исступленным стуком сердца.

Шесть.

Девять.

Двенадцать.

Когда она добралась до тридцати, сгорбленная спина Чудовища уже мерно поднималась и опускалась в такт дыханию, ставшему глубже и медленнее.

Эрис прикусила губу. Как он и обещал, большего не случилось. Стоило поблагодарить его за то, что все не зашло слишком далеко – наверняка им обоим этого не хотелось.

Наверняка.

Девушка зажмурилась, мысленно приказывая сердцу успокоиться. Если бы она только опустила взгляд, то заметила бы, что великан лежит, широко распахнув глаза и стиснув зубы, и жаждет того же.

* * *

Ночка выдалась не из приятных.

На этот раз ее разбудила затекшая нога. Во сне девушка сползла с изголовья, подбородок уперся ей в грудь, а плечи вздернулись до ушей. Эрис со стоном спустила ногу с кровати и стала массировать ее, пока кожу не перестало покалывать. Все тело болело.

Она забылась сном – буквально на несколько минут, – и Чудовище бесшумно ушло. Его тело оставило на постели глубокий отпечаток. Небо за окном окрасилось нежно-голубым, до рассвета оставалось совсем чуть-чуть. Она знала, куда оно пошло: к пересохшим водопадам, чтобы помедитировать – как и всегда.

Получше запахнувшись в шаль и прихрамывая, Эрис вышла из спальни. Стоило ей выйти в сад, и она заметила алый силуэт великана в просвете между остатками бастиона.

Лавируя в руинах и шаркая подошвами по песку и камню, Эрис добралась до края утеса, откуда открывался вид на поле боя. Впереди ярилась бесконечная буря, то и дело вспыхивали молнии. Великан по-прежнему сидел к ней спиной, сложив руки в молитвенном жесте. Ветер трепал полы его плаща.

– Несколько столетий не спал так сладко, – признался он. – Но в жизни не встречал таких беспокойных людей, как ты. Ты так дергалась, словно вот-вот в атаку кинешься.

Эрис рассмеялась, и между лопатками пробежала боль.

– Ай!

– Ты в порядке?

– Бывало и похуже, – ответила она, разминая плечи.

– Я храпел?

– Да нет, дело вообще не в тебе. Просто… эта спальня мне совсем не подходит, – со вздохом призналась она. – Меня в тесноте всегда страх накрывает. Я люблю смотреть на звезды, когда они зажигаются в небе. – Она кивнула на небосвод. Несмотря на близость рассвета, Полярная звезда еще мерцала. – Когда мы жили на ферме, я дверь не закрывала. В жаркие дни вообще спала на улице.

– Эрис, почему же ты молчала? – мягко укорил великан.

– Я же здесь не для того, чтобы исполнялись мои капризы, будто я какая-нибудь принцесса. Я пришла исправить свои ошибки.

– Это единственная твоя цель?

Эрис пропустила вопрос мимо ушей. К замку ее привязывало чувство долга. Она пообещала великану, что возродит его край, как только освоит магию в нужной степени. Теперь же решила остановить его месть, пускай эта тропа и казалась зыбкой. Если бы не эта обязанность, ее давно бы уже тут не было.

Но в ту ночь на поле боя, когда они оба не смогли сдержать чувств, словно что-то изменилось, злость прошла, но на ее место пришло чувство, описать которое было гораздо сложнее. Какая-то связь с великаном, общее одиночество, которое он понимал. И, сказать по правде, когда они разделили постель, оно только усугубилось.

Эрис со стоном закрыла лицо руками. Нет, еще слишком рано для такого.

– Не знаю.

Плечи Чудовища поникли. Эрис и не заметила бы этого движения, не знай она великана так хорошо. Девушка сделала вид, что ничего не уловила.

– Я думала, ты сейчас у водопадов, – сказала она, чтобы разбавить тишину, – а не здесь.

– Знаешь, почему я медитирую именно там? Оттуда не видно ни поля боя, ни самых изуродованных частей замка, пострадавших от огня сильнее остальных. Когда солнце добирается по утрам до определенной точки над горизонтом, оно заливает мои земли ярким светом. Лучи слепят меня, и несколько мгновений я могу делать вид, что все в порядке.

Великан вытянул вперед, к мрачному морю, раскрытую ладонь.

– Но сюда солнце добирается в последнюю очередь. И здесь – напоминания обо всем том, что со мной сделали. Я уже несколько дней сюда прихожу – с тех самых пор, как мы… В общем, с того вечера. Меня продолжали донимать злость и шум, пускай и подпритихшие. – Он постучал себя пальцами по груди, словно выискивал внутри эти чувства. – Но сегодня от них нет и следа.

– Ты смирился с тем, что случилось, – проговорила Эрис, описывая собственный опыт. – Ведь свершившегося уже не вернуть.

– Это что, и есть мир внутри? – пробормотал он. – Мир, в котором время ни на мгновение не прекращает свой бег, хотя вокруг и творятся страшные беды? И горе всегда где-то неподалеку, но…

– Но сегодня оно так не давит, – завершила Эрис.

– Может, через тысячу лет я смогу простить их за все, что они со мной сделали.

Слова, которые произнесла Эрис дальше, вырвались у нее сами собой. Может, виной тому был