— Ты уверен, что сюда никто не войдет? — спросил Хаджар у своего собеседника.

— Я сам создал это место многие эпохи назад, — ответил Хельмер. — и я поклялся тебе своей кровью, что никто, кроме меня и тебя не может сюда войти. А учитывая, что я так же поклялся никогда не преступать его порога, то остаешься только ты.

— Хорошо, — кивнул Хаджар. — спасибо тебе, Хельмер. Я запомню твою помощь. И пусть ты не просил ничего взамен, но, однажды, я отплачу тебе.

— Я знаю.

Хаджар кивнул еще раз и уже развернулся, чтобы исчезнуть внутри молнии, как его окликнули:

— И куда ты теперь, Северный Ветер?

— Туда, где стану сильнее, — процедил Хаджар. — где выполню одну старую клятву и заберу наследство.

Он отправлялся за свитком Пути Среди Звезд. Ибо лишь Бессмертный, ставший Богом, может взойти на Седьмое Небо. И таков теперь был путь Хаджара.

Глава 1205

Через горный перевал, среди покрытых зелеными лесами пиков, где парили гордые белые птицы, лавируя между шумными, но красивыми водопадами, пролегала широкая лестница.

От её правого, до левого борта, простирался массив ступеней, высеченных из красного камня. И чтобы пройти от одного края, до другого, пришлось бы потратить не меньше семидесяти шагов.

И уже одно это могло бы насторожить любого взбирающегося. Кто мог построить столь внушительное сооружение? Сооружение, которое не только простиралось вширь, но и длинной превосходило все, что только мог видеть даже искушенный путешественник.

Ступеней в лестнице насчитывалось ровно семь тысяч семьсот семьдесят семь. Они спускались к самому подножию пика, затем вились вокруг него спиралью, пока не исчезали среди облаков. И лишь после этого, пронзив их, подступали к перевалу.

Их венцом выступала широкая площадка, на которой стояла стела с курильней внутри, где с самой постройки павильона всегда чадили волшебные благовония.

Собственно, их дым и составлял те облака и туман, который никогда не покидал границы Павильона Волшебного Рассвета.

А именно туда — в святая святых для всех магов Страны Драконов, вела это “тропа”. И сейчас, у ворот, посреди клубящихся саванов тумана, порожденных все теми же благовониями, стояли два стражника.

— Смотри, — указал один из них на палочку внутри курильни. — визитер?

— Разве в Павильоне сегодня кого-нибудь ждут?

— Я о таком не слышал.

Каждая смена у врат начиналась первым днем месяца и заканчивалась последним. И несла в себе сразу две функции. Разумеется, стражники охраняли вход от тех, кто мог бы счесть себя достойным пройти через Врата Рассвета и попасть в Павильон.

Вот только для этого он должен был обладать немалой силой. Как минимум — уровня Безымянного начальной стадии. Иначе бы он просто не смог преодолеть сопротивления, вызванное благовониями.

Они содержали в себе экстракты из волшебных растений и деревьев, растущих в горах Волшебного Рассвета. И, вбирая в себя сотнями эпох местный воздух, приобретали уникальные свойства.

Даже у подножия горы, где облака из дыма казались простой “частью” небесной сферы, уже ощущалось тяжелое давление. И противостоять ему мог лишь Небесный Солдат начальной стадии.

Сейчас, разумеется, когда Страна Драконов переживала свой расцвет, подобная преграда показалась бы серьезной лишь для ущербного калеки. Но это сейчас, когда дети драконов рождались уже на ступени истинного адепта и с возможностью с рождения пребывать в человеческой форме.

Раньше же, многие и многие эпохи назад, когда был основан Павильон, подобная преграда отворачивала многих из тех, кто не подходил даже под минимальные требования для попытки пройти Лестницу Рассвета.

— О, смотри-ка, он уже преодолел вторую тысячу, — уважительно хмыкнул один из стражников.

Собственно, подобное давление дыма благовоний создавало и вторую функцию для тех, кому выпал жребий месяц нести стражу своей альма-матер.

Нет, их тела крепче не становились. Но крепость тела важна тем, кто идет путем Оружия. Те же, кто выбрал путь Слова — им важна крепость души.

Тао’Овенг, второй стражник, который первым заметил визитера-чужака, лично видел, как один из полноправных учеников попытался использовать заклинание из четырех Слов. И, даже будучи Безымянным средней стадии, его постигла неудача. Душа не выдержала подобного напряжения глубинных мистерий мира. Она распалась на мелкие осколки, и ученик умер прямо за манускриптом.

И не важно, что тело его осталось нетронутым. Сердце все еще билось. Грудь поднималась в такт дыханию. Ученик отправился к горе Белого Дракона и Высокое Небо простерлось не “над”, а “под” его крыльями.

— Третья тысяча позади, — чуть задумчиво протянул Тао’Овенг.

— А он мне нравится, — все веселился напарник. — обычно после третьей тысячи начинают использовать алхимию и артефакты, но не этот. Смотри — даже шага не сбавляет.

Фигура, сотканная из дыма внутри курильни, мерным, быстрым шагом, поднималась по такой же дымчатой лестнице.

— Как думаешь, — насторожился Тао’Овенг, когда визитер преодолел уже пятую тысячу ступеней. Что означало — он обладал силой Повелителя средней стадии и крепостью души достаточной, чтобы удержать одно Слово. — стоит позвать кого-нибудь из Наставников?

— А зачем? — отмахнулся второй стражник.

Надо понимать, что они были обычными полноправными учениками, а не настоящими стражами. Но, тем не менее, их силы магов — тех, кто знал больше одного Слова, должно было хватить, чтобы остановить большинство нежеланных визитеров.

На все остальные случаи всегда можно вызывать кого-нибудь из Наставников. И перед их мощью. Мощью тех, кто знал больше десяти волшебных Слов, вряд ли устоит простой бродяга. Пусть и способный преодолеть сопротивление Лестницы Рассвета.

— Каждого, кто преодолеет шестую тысячу, должен встречать Наставник, — напомнил Тао’Овенг правило Врат Рассвета.

— На твоей памяти, кроме как в день экзамена, хоть один бродяга преодолевал эту отметку? Вот то-то же. Сейчас он замедлиться, а затем, если не дурак, развернется обратно. Ну а если Белый Дракон мудростью не наградил, то его птицы склюют его тело, после того как развеется душа. Главное только, чтобы они это сделали побыстрей. Мне не охота спускаться и убирать мертвечину.

Тао’Овенг хотел бы разделять с напарником подобный оптимизм, но что-то ему подсказывало, что в этот раз все обернется иначе. Фигура странника, даже после пятой тысячи, не замедлила шага.