нечто неожиданное обязательно даст ему преимущество. С неожиданностью ведь одной храбростью не справиться. Нужна быстрая и грамотная реакция, иначе говоря, опыт и мастерство. Этого французам категорически не хватало. Нельсон знал, Нельсон – делал.

Хотя он, повторю, человек феноменальной личной храбрости. Матросы все видели и боготворили его в том числе за это. Издержки героизма? Многочисленные ранения. Кампания на Корсике – еще и история о том, как Нельсон почти потерял глаз.

…Осторожность генерала Дандаса раздражала Нельсона. Он постоянно предлагает Худу планы по захвату Бастии с помощью грамотно организованного десанта. Десант высаживают, тащат пушки через гористую местность. Нельсон – на суше со своими матросами. В конце февраля 1794 года они вплотную подошли к городу, но Дандас приказывает отойти.

Разгневанный Нельсон пишет жене: «…Тысяча солдат наверняка захватили бы Бастию. Если бы в дополнение к команде “Агамемнона” у меня было еще пятьсот человек, я бы сам попытался сделать это!.. У меня такие матросы, какими и должны быть британские матросы: они непобедимы! Для них пушечные ядра – все равно что горох!»

Честно говоря, поведение Нельсона было слегка легкомысленным. Он так хотел ввязаться в драку, что даже скрыл от Дандаса полученную от корсиканцев информацию – гарнизон Бастии почти в два раза больше, чем считали англичане. Нельсону повезло, что на его стороне адмирал Худ, который наконец обзавелся решительностью.

Бастию с большим трудом, но возьмут, а Нельсон… Как одержимый участвует в любой стычке! Зачем? Он ведь совершенно не обязан это делать. Но вот одно из его писем Фанни:

«Ты ведь знаешь поговорку о том, что храбрец умирает лишь однажды, а трус – всю свою жизнь. Смерть неизбежна, и, если я здесь погибну, помни: на то была воля Всевышнего, в чьих руках жизнь и смерть каждого человека».

Именно это письмо биографы Нельсона считают некой важной вехой. Нельсон превращается в фаталиста. Соглашусь. У него, человека достаточно религиозного, формируется особое отношение к смерти. Опасности не пугают его потому, что он не боится умереть. Многие храбрецы о смерти предпочитают не думать. Точно – не рассуждать. Нельсон говорил часто. Спокойно и осмысленно. Он – отважный фаталист.

…После Бастии оставалась лишь одна «твердыня», город Кальви. Задача оказалась посложнее, в том числе и потому, что у побережья Корсики постоянно появлялись французские линейные корабли. Да и местность вокруг Кальви крайне затрудняла «подъем» пушек. Их тащат с «Агамемнона» с огромным трудом. Осада затягивается, и наконец происходит тот самый эпизод.

«Поскольку до вас могут дойти слухи, то я, раз дело в прошлом, хочу сообщить, что 10 июля случайное вражеское ядро попало в нашу батарею. Осколки и камни жестоко посекли мне лицо и грудь. Хотя мне здорово досталось (вся голова была в крови), я счастливо избежал худшей участи, если не считать того, что мой правый глаз почти лишился зрения. Он был сильно поранен, сейчас зажил в такой мере, что различает свет, но это все, на что он теперь способен. Изъян пустячный, его трудно заметить, если не знать о нем».

Рассказ самого Нельсона для «домашних». 13-го Нельсон пишет Худу: «Моему глазу лучше, и я не теряю надежды, что зрение восстановится». Так восстановилось оно или нет? И вообще, имеем ли мы право называть Нельсона одноглазым?

Черную повязку Нельсон, как и Кутузов, не носил. Точнее, только очень короткое время. Как считают многие, исключительно ради того, чтобы привлечь внимание к полученному им увечью. Может быть. Но оба они, в результате ранений, глаз не потеряли. То есть внешне, особенно у Кутузова, все выглядело не очень хорошо, но какая-никакая способность видеть, пусть и плохо, сохранялась. Не повод считать человека одноглазым? Это как посмотреть, простите за черноватый каламбур.

Не поверите, но «история с глазом Нельсона» является предметом оживленных дискуссий. До сих пор! Хотя на мой взгляд, рассуждать о «глазе» всерьез как-то несерьезно. Получил ли Нельсон ранение? Да. Стал ли он как минимум плохо видеть правым глазом? Очень похоже на то. О чем спорим-то?

А вот о чем. С отсутствием руки как-то особо и не поспоришь, но и глаз – часть образа. Если в действительности глаз остался, значит – в самом Нельсоне есть какой-то изъян. Кто ищет, тот увидит, причем обоими глазами.

Что ж, я уже говорил о том, что Нельсон всячески поддерживал образ именно человека, который много что потерял, сражаясь за родину. Глаз – в том числе. Совсем не повод для обвинений в шарлатанстве, а кто-то так и делает. Нельсон, дескать, вспоминал о глазе тогда, когда это было нужно. Чем не повод для критики?

Попробую объяснить не как окулист и даже не как историк. Наполеон – гений, Веллингтон – живой памятник, а Нельсон просто не по-великому живой человек. Со всеми слабостями, о которых неоднократно упоминалось. Тщеславный, с хитрецой, немного наивный и очень ранимый. Наполеон мог скрыть душевные терзания за непомерным эго, Веллингтон надежно прикрывал их аристократической спесью, а у Нельсона почти все – напоказ.

Он мог и немного поактерствовать. Хорошо, иногда – не немного. В чем-то он похож на Суворова. Александр Васильевич, как известно, любил иногда «включить дурачка». Нельсон – актера. В обоих случаях – довольно безобидно и по-своему, хитро́, на мой взгляд.

Хотя для Нельсона все «игры с глазом» начались как раз с обиды. За кампанию на Корсике он не получил наград, которых, безусловно, был достоин. В начале октября он написал адмиралу письмо, в нем обида – в каждой строке.

«Я прошу вас предпринять шаги, которые вы посчитаете нужными, чтобы довести до сведения короля тот факт, что, служа ему, я потерял глаз. Не думаю, что Его Величество сочтет мою потерю незначительной лишь на основании того, что уже через двадцать четыре часа после ранения я был в строю… Препоручая вам свою просьбу, я спокоен, ибо уверен, что вы упомянете обо мне, как я того заслуживаю, а также воздадите должное доблестным офицерам и матросам, которые находились под моим командованием».

…Фанни он откровенно жаловался. С женой он мог не стесняться. Никаких наград он так и не получил. Слегка подуспокоился только к концу января 1794 года, написал Фанни:

«Я рад, что ты одобряешь мое поведение! Поверь, я никогда не сделаю ничего такого, из-за чего придется краснеть тебе или кому-либо из моих друзей. Это правда: я верен долгу, но правда и то, что по прихоти судьбы за свою службу я не получил достойного вознаграждения, тем не менее это не отвратило меня от ревностного