Контрреволюция? Да в те дни воздух буквально пронизан подобными настроениями! Можно сказать и по-другому. Мятеж, измена. Тяжелое время для революционеров…

Когда в августе 1793 года эскадра лорда Худа (ему подчиняются и испанцы) входит в гавань, французские корабли остаются стоять на рейде. Разочарованный Нельсон пишет герцогу Кларенсу: «Я думаю, народ заставит их выйти, когда будут снаряжены и готовы к бою все, двадцать один корабль, у нас-то их меньше двадцати».

Никто никуда не выйдет! Тулон уже объявлен Конвентом «вне закона», власть в городе не принадлежит якобинцам. Худ высаживает совсем небольшой десант, без сопротивления занимает все бастионы. Вскоре над ними взвиваются белые флаги с золотыми лилиями. Знамена Бурбонов! Худ объявляет себя верным сторонником «будущего короля Людовика XVII». Все довольны, все не очень понятно.

Под контролем англичан оказалось несколько десятков кораблей противника. Более трети всех кораблей французского флота! Худ обещает все сохранить в целости и сохранности и передать «королю». На всякий случай приказывает своим капитанам поставить свои корабли так, чтобы в случае чего уничтожить французские за несколько часов. Союзники? Ну конечно!

Вспоминаем, что англичане вступили в войну совсем недавно. Стратегии, по большому счету, у них нет. Кроме, разумеется, традиционной идеи «господства» на море. Здесь работа кипит. Многие корабли, которые уже готовили к списанию, ремонтируют и возвращают в строй. С комплектованием команд есть проблемы, но они решаются. Для чего?

Прав адмирал Мэхэн, когда говорит о том, что в начале войны Британия была вынуждена придерживаться исключительно оборонительной тактики. Защищать то, что нужно. И Англию, и ее интересы. Это нормально, только вовсе не означает, что Британия намерена посылать войска для прямого противостояния. За всю историю Наполеоновских войн в Европе (кампанию Ватерлоо я в расчет не беру) англичане лишь раз выставили более-менее серьезную армию, на Пиренеях, с Веллингтоном во главе. Во всех остальных случаях они предпочитали воевать штыками союзников.

В Тулоне у англичан своей пехоты совсем немного. Вся надежда – на Испанию и Сардинию. И самое главное. Тулон все они собираются тоже только оборонять. Не очень понятно зачем. Контроль над одним из крупнейших портов противника, да еще и с находящимся в нем флотом, вещь, конечно, полезная. Но можно ли, скажем, превратить город в тот очаг сопротивления, с которого начнется «крестовый поход» против революции?

Разве что – в надеждах. Худу, как и всем союзникам, Тулон достался легко, а вот оборона его станет делом крайне тяжелым. Действовали англичане и испанцы несогласованно, перешедшим на их сторону французам не доверяли. Худ не имел четких инструкций от правительства, но все слабости понимал хорошо.

Например – такую. Западные форты Тулонской крепости корабли защитить не способны. Из-за мелководья они просто не смогут подойти близко к берегу. Видел Худ, увидит и некий Наполеоне Буонапарте.

Что оставалось адмиралу? Просить войска. Не у своего правительства, их бы ему не дали. У одного из союзников, как обычно. В этот раз – у Неаполя. Адмирал пишет письмо королю Фердинанду.

Кому поручить доставить его? Самый быстрый корабль его эскадры – «Агамемнон». Худ вызывает Нельсона и отправляет его в Неаполь.

В Неаполь – навстречу судьбе. Тулон-то все равно падет, Буонапарте станет генералом, но Нельсон… Нельсон, обрадовавшийся возможности оценить скорость «Агамемнона» в боевых условиях, не знал, что его ждет.

…В Неаполитанском заливе «Агамемнон» бросил якорь в два часа ночи 11 сентября 1793 года. До утра время есть, Нельсон пишет письмо дорогой Фанни. «…Столь прекрасного зрелища, как гора Везувий, мне еще не доводилось видеть». Он не знает, что самое прекрасное – еще впереди.

Сразу после завтрака прибывает посыльный и сообщает Нельсону: король Фердинанд IV готов принять его в ближайшее время. Встреча состоится на одном из его флагманских кораблей.

Забавный он монарх, Фердинанд IV Бурбон. Сильно нехорош собой, его большой крючковатый нос – предмет бесконечных насмешек. Любит изображать «доброго короля». Ловит рыбу, жарит и продает ее в собственной таверне. Близок народу! У него будет и своя история взаимоотношений с Нельсоном. Не короткая, между прочим.

Началась она с очень теплого приема, который оказал английскому капитану неаполитанский король. Фердинанд слышал, что Тулон «кем-то захвачен». Нельсон спешит его разуверить. Отнюдь нет, но для защиты города нужны войска. Готов ли Его Величество отправить их? Вопрос сложный, нужно подумать.

Пусть думает, у Нельсона есть и другие дела. Встретиться с английским посланником лордом Гамильтоном, передать ему инструкции от адмирала Худа. Капитан «Агамемнона» отправляется в палаццо Сесса, один из красивейших дворцов Неаполя, резиденцию британского посла.

Посол сразу «включается в работу», что восхищает Нельсона. Про «восхищение» он сообщает Фанни в письме от 14 сентября 1793 года. Там же, между делом: «Леди Гамильтон, весьма доброжелательная молодая дама, которая с честью несет то высокое звание, к которому ее обязывает положение…»

Так, буднично, Нельсон впервые упоминает имя женщины, которая сыграет огромную роль в его судьбе. Нет, неправильно. Она и есть – Судьба.

Глава четвертая

«Не совсем настоящая леди»

Далеко не всем великим удалось прославиться и знаменитыми историями любви. Такими, чтобы до сих пор и книги писали, и кино снимали. Наполеон и Жозефина, Цезарь и Клеопатра, Нельсон и леди Гамильтон… Полагаю, Наполеон по-прежнему уверенно лидирует, споры относительно «второго места» достаточно увлекательное занятие.

Не очень люблю писать про любовь. Не потому что неинтересно, нет. Очень даже интересно, но любовь – нечто иррациональное. Можно изучить массу источников, узнать огромное количество деталей. Любая из них объяснит что-то, и все вместе – ничего. Скажу больше. В истории любви Горацио Нельсона и Эммы Гамильтон именно пресловутые детали приводят к суждениям либо поверхностным, либо чрезмерно пристрастным.

Нельсон как человек вызывает у меня огромную симпатию, а леди Гамильтон – нет. Но ведь Нельсон неистово ее любил! Факт, который никто и никогда не пытался оспаривать. Факт, который не изменит моего отношения ни к Нельсону, ни к Эмме Гамильтон. Про любовь? Субъективно об иррациональном, примерно так.

Что помогает, хотя бы немного? Чем ближе к нам «история любви», тем больше у нас самих шансов говорить то, что «похоже на правду».

Нет фотографий – есть картины. Источников в XIX веке не знаю во сколько раз больше тех, что рассказывают нам о Цезаре и Клеопатре. Проще говоря, кино про римского императора и египетскую царицу обычный зритель может только смотреть, а про