Для начала каждый отпил из своей пивной кружки примерно по трети. Продрогшему, голодному и не спавшему ночь Ромке даже безбожно разбавленное пиво моментально ударило в голову. После этого его новые друзья закурили, и Вася неуловимым движением, естественным, как первая, самая вкусная затяжка, сорвал алюминиевую пробку с горлышка бутылки. В качестве инструмента для проведения ювелирной операции использовался толстый, неровный, наполовину почерневший ноготь немытого большого пальца левой Васиной руки. Пробка отделилась с характерным лёгким хлопком, наподобие пивной, но изящнее.

– Заводская, – с удовлетворением заметил Вася. После чего из бутылки долил кружки, вновь доведя их до полноты.

Ромка с испугом понюхал из своей. В нос шибануло. А как же?… Оказалось, не так страшен чёрт, как его малюют. Пример показал Коля, одним сиплым глотком всосав в своё тщедушное тело с воробьиной шеей добрую треть кружки. После чего смачно рыгнул и затянулся вонючей папироской «Памир». Глаза его мечтательно полузакрылись, свидетельствуя о глубоких внутренних переживаниях, сопровождавших процесс проникновения живительной влаги в закоулки томившегося ожиданием организма. Вася завистливо покосился на товарища и торопливо, нервно дёргая кадыком, пустился вдогонку. В его соитии с прекрасным параллельным миром не было столь выраженного поэтического откровения – оно происходило утилитарно и скомканно. И результат оказался предсказуемо невыразительным и грубым – Васю прибило. Словно большая пятерня, материализовавшаяся из густого прокуренного воздуха, тяжело хлопнула по его засаленной, некогда клетчатой кепке с пимпочкой наверху. Васины глаза вмиг осоловели, нос налился синевой, а большой неопрятный рот бесформенно раскрылся, обнажая редкие пеньки, бывшие когда-то зубами.

Ромка понял, что настал его черёд, и с внутренним замиранием сделал глоток, потом ещё и ещё – ничего страшного не происходило. Когда он оторвался, то неожиданно почувствовал себя легче, словно и не было бессонной ночи, а заодно ужасный голод.

– Мы закусывать будем?

На что первым с живейшим интересом отреагировал Николай:

– А что, ещё деньги есть?

– Есть! А что тут можно взять?

– Давай, ща Валька бутеров нарубит!

Грязная худая рука требовательно протянулась чуть не к самому Ромкиному носу. И через мгновение, завладев мятым рублём, обратно втянулась в потрёпанный рукав, а её обладатель уже мчался к заветной стойке. Оставшись вдвоём с грузчиком, Ромка сквозь приятное осоловение, распространяющееся по всему телу изнутри организма, вспомнил, зачем он здесь, и брякнул первое, что пришло в голову:

– Слышь, Вась, я работу ищу. Поможешь?

Собеседник поморгал, возвращаясь в бренный мир из горних высей, и, наконец сосредоточившись, кивнул:

– Могу, – потом расправил не бог весть какие плечи и значительно добавил: – Конечно. Я же на базе работаю. Здесь рядом. Замолвлю словечко. Ты не думай, я всех знаю – и водил, и грузчиков, и даже кладовщиков. Со мной люди считаются!

– Здорово! А что за база?

– Да как же ты не знаешь? Инпортная база! Мы заграничными шмотками почитай всю Москву снабжаем. Во как!

– Ух ты! И сами небось во всё импортное одеваетесь?

Сказал и понял, что сморозил. Вася выглядел как огородное пугало. Но подтекста, к счастью, не уловил и, заметно погрустнев, отвечал:

– Не, с этим строго. Стырить чё-нить не моги и думать. Эт тебе не мясокомбинат, где раз – и через забор. Здеся всё под пломбами приходит. Мы и не видим, чё там. И хрен вынесешь, охрана лютует – менты да вояки бывшие, хто на пенсии. Они же рано выходют.

Ромка порадовался, что не решился действовать в лоб, через охрану.

– Да нет. Я имел в виду, но вы же можете приобрести эти шмотки импортные, которые разгружаете?

– За деньги? Нет. Не можем. Это ж дефицит! За ним вся Москва ломится. Даже водилы, которые по магазинам возют, и те, если токмо там договорятся. А на базе ни-ни.

– Ну кто-то же этим распоряжается. Куда везти, сколько. Кто-то же это всё решает. Кладовщики, что ли?

– Вестимо хто. Директор! А кладовщики мутят, конешно, свои делишки – почитай все на машинах ездют, но я ихнюю кухню не знаю. Зато у меня друган есть, Вовка, он самого директора возит. Большой человек, а не гнушается иногда после смены, если не за рулём, сюда заглянуть. Хто, говорит, Ваську обидит – я тому башку оторву. Мы ж с ним земляки – из Моршанска. Вот так!

– Да ладно! А я из Пензы! Это ж совсем рядом. Мы тоже земляки, выходит!

– Ух ты! Надо за это дербалызнуть! Где этот Колька запропастился?

Колька всё ещё маялся у стойки в ожидании манны небесной. А Васина душа горела, и они, не дожидаясь гонца, чокнулись и погрузились каждый в свою кружку. На Ромку уже тот, первый приём ерша произвёл магическое действие, и сейчас содержимое лилось уверенно и даже казалось по-своему вкусным.

– Слушай, а познакомь меня с Вовкой. Он же, наверное, может договориться, чтобы меня на приличное место взяли?

– Хто, Вовка? Он всё может! Я ж тебе толкую, он директора возит! Понимать нужно.

– Так познакомишь? А я проставлюсь.

– Попробую. Давай завтра, я во вторую смену – мы вместе заканчиваем. Он директора в пять домой отвозит и машину обратно пригоняет, если тот никуда не пошлёт. Я позову, а ты подходи часам к шести и жди тут. Только не наберись до нашего прихода – он этого не любит. Всем вместе надо, культурно, понял?

– Конечно! А вот и Николай. Коля, давай с нами, трубы горят!

– Я да, конешно!

Колька подлетел с тарелкой, полной бутербродов, – на толстых ломтях белого хлеба лежали жалобные тонкие кусочки варёной колбасы и сыра. У Васи кружка была уже почти пуста, и Ромка отлил ему из своей – тот благодарно сморгнул, и они дружно чокнулись.

Как добрался домой, он не помнил, по счастью, нигде не начудив, и весь оставшийся день проспал. А назавтра состоялась встреча с Вовой, который оказался недалёким, но хитрым и подозрительным парнем. Ромку он раскусил сразу. В смысле, что никакой он не соискатель вакансии грузчика. И поначалу даже отказывался от дармовой выпивки, предполагая в нём чуть ли не засланного казачка. Но в итоге неистребимая в этой социальной среде тяга к халяве победила, и в процессе совместного распития горячительных напитков все обвинения в шпионстве были сняты, Ромкина пролетарская, а не ментовская сущность установлена, и доверительный разговор состоялся.

– Да я што хошь достать могу. Чё ни попрошу, мне шеф – пожалуйста.

– И джинсы можешь? Мой размер?

– Конешно. Скажу, братану младшему надо. Он