class="p1">— Кто решает? — наконец спросил я.

— Комиссия из троих диаконов-инквизиторов проводит обследование, а затем трибунал по защите мирских душ на основе их заключения выносит решение. Друзья добыли нам копию заключения комиссии, и стало совершенно ясно, что Орианну сожгут.

— И вы организовали бегство, — утвердительно сказал я.

— Мы не могли поступить иначе, — пожал он плечами. — Дело даже не в том, что это была любимая сестра главы семьи. Мой отец сделал бы это, будь она не любимой, и даже не сестрой. Если бы он позволил её сжечь, мы бы просто перестали быть семьёй.

— Семья сильна единством, — понимающе кивнул я.

— Верно. Если семья жертвует своим членом — неважно, во имя каких целей, — каждый понимает, что он может стать тем, кем пожертвуют в следующий раз. А с каждым разом такие вещи проходят всё проще и проще. И семья превращается просто в группу людей. Или вообще разваливается.

— А дальше вам пришлось за это расплачиваться, — догадался я.

— Трибунал открыл дело о гнезде дьяволопоклонников, — усмехнулся он. — Мы в конце концов сумели отбиться, но церковь вытащила у нас немало собственности. У нас всегда были плохие отношения с архиепископом Трирским, и он своей возможности не упустил. Церковь забрала бы всё, но нам помогли Арди из Меца. Мы переписали на них бóльшую часть имущества, и они им сейчас управляют. Церкви оно не досталось, но в результате у нас нет почти ничего своего, и живём мы на то, что нам выделяет ветвь из Меца.

— Ничего себе! — я чуть было не присвистнул совершенно по простонародному. — А скажи, Бернар, не может ли такое быть, что как раз та ветвь это и затеяла?

— Такой молодой, и такой циничный, — Бернар осуждающе посмотрел на меня, и я сделал виноватое лицо. — Мы тоже об этом в первую очередь подумали. Но никаких доказательств в пользу этой версии мы не нашли, а они всегда оскорблялись от таких намёков. К тому же именно они добыли копию заключения диаконов-инквизиторов.

— Это только добавляет подозрений. Если бы Орианну сожгли, дело бы на этом и закончилось, а так она сбежала, и они получили кучу вашего имущества. Скажи, а каким образом они это заключение добыли?

— Они, в отличие от нас, с церковью дружат, у них хорошие связи с архиепископом Трирским.

— Это опять же говорит в пользу предположения, что они в этом деле замешаны, — заметил я.

— Да, мы тоже об этом думали, — согласился тот. — Но всё же этого недостаточно, чтобы делать выводы, а точно мы про их участие в этом деле не знаем, и наверное, никогда не узнаем.

— Ну почему же не узнаем? У меня, правда, нет прямых доказательств…

— Ты что-то знаешь? — Бернар резко остановился и повернулся ко мне.

— Нельзя сказать, что я что-то именно знаю, — вздохнул я. — Но я расскажу тебе всё, а ты уже сам делай выводы.

— Рассказывай!

Как он возбудился, однако — чувствуется, что это для него больной вопрос. Хотя что тут удивляться — семья фактически стала полностью зависимой от той ветви, и вопрос их участия в деле Орианны сейчас является ключевым. Если ветвь из Меца действительно замешана, то они уже точно ничего обратно не отдадут. И выделяют какие-то деньги они лишь до тех пор, пока трирская ветвь им полезна.

— У нас была промежуточная остановка в Дрездене и пфальцграф Саксонский пригласил нас с женой на обед…

— Чем ты мог заинтересовать пфальцграфа? — поразился Бернар.

— Ну, он надеется, что я уговорю тебя примкнуть к их партии, но в общем-то, я ему не особенно интересен. Скорее я интересен кардиналу Скорцезе. Я думаю, это кардинал попросил его пригласить меня.

— Постой, постой… Мне послышалось, будто ты сказал, что кардинал Скорцезе попросил пфальцграфа Саксонского пригласить тебя на обед…

— Ну да, я сразу заподозрил, что без него там не обошлось, а потом Лаук невзначай обмолвился, что Скорцезе меня ему отрекомендовал. А поскольку я говорил Скорцезе, что я буду проездом в Дрездене, то вывод напрашивается.

— То есть ты в разговоре с кардиналом небрежно упомянул, что будешь в Дрездене, и он позвонил пфальцграфу Саксонскому, отрекомендовал тебя и попросил пригласить на обед, — со странным выражением произнёс Бернар. — Скажи мне, племянничек — чего я о тебе не знаю?

— Мы не о том говорим, — досадливо поморщился я. — Это история длинная и не особо интересная.

— Как скажешь, — согласился он, по-прежнему странно на меня глядя. — Просто мне вот, к примеру, попасть на приём к кардиналу Скорцезе не так-то просто. И если я вдруг попаду, то он вряд ли будет интересоваться моим маршрутом, чтобы отрекомендовать меня подходящему пфальцграфу. Но раз ты говоришь, что эта история неинтересная, то я, конечно же, тебе верю, и нам её обсуждать незачем.

Я опять поморщился — разговор явно ушёл куда-то не туда. Но если я сейчас возьмусь объяснять ему, что он всё неправильно понял, и дело обстояло совсем не так, то буду выглядеть довольно глупо.

— Так вот, возвращаясь к теме Орианны Арди, — вздохнув продолжил я, — когда разговор мельком её коснулся, Лаук мне практически прямым текстом заявил, что Арди из Меца были в том деле замешаны. Он сказал так: это была неприятная история, о которой он всё знает, и которую он мне не советует раскапывать, потому что правда меня не обрадует. А затем совершенно без перехода заявил, что я вряд ли поеду в Мец к тем Арди. Более ясного намёка я не представляю, разве что он бы прямо это сказал.

— Похоже на то, — задумчиво кивнул Бернар. — Тем более и мотив у них был очень ясный. Мы всегда были богаче, и их здорово задевало, что они намного беднее побочной ветви — точнее, той ветви, которую они предпочитают называть побочной. Но я всё же не понимаю — откуда пфальцграфу Саксонскому знать эту историю? Чем она могла его заинтересовать?

— Ничем, конечно. Он просто выполнил просьбу Скорцезе, для которого узнать все подробности не составляет ни малейшего труда.

— И зачем это Скорцезе?

— Легко могу придумать сразу несколько причин, — я начал загибать пальцы. — Побудить тебя согласиться на моё предложение. Привязать тебя к своей партии. Могу ещё предположить, что архиепископ Трирский является его политическим противником, и ты в качестве союзника усилишь позиции Скорцезе в Трире. Насколько я знаю, ты пользуешься уважением дворянства, так что являешься достаточно ценным приобретением.

— Постой-ка, не спеши, — перебил он меня. — О каком «своём предложении» ты говоришь?

— С которым я к тебе приехал, — широко улыбнулся ему я.

— Знаешь что, Кеннер, —