Особо глупых пришлось пару раз приложить прикладом автомата по черепу. Благо на пустых башках касок не имелось, и мозги им вправляло знатно. Из-за их тупости я провозился очень долго, одного даже чуть не пристрелил в праведном гневе. Я уже не орал, а хрипел или сипел от переизбытка эмоций. Больше всего, я думаю, мой сдавленный хрип напоминал шипение змеи. И, вероятно, именно это заставило моих новоявленных артиллеристов начать «втыкать». Ну, не мытьём, так катаньем!

И вот первые мины полетели в наступающих повстанцев. Загремели разрывы, подняв небольшие султаны огня и земли. Но их было так мало, что они практически никак не повлияли на ход сражения. Да и большинство мин летели мимо. Это, видимо и сказалось на том, что наши позиции не стали для артиллерии повстанцев приоритетными. Перед ними стояли другие цели.

Генерал как раз бросил вперёд танковую роту. И вскоре на поле боя запылали три танка. У повстанцев оказались в наличии и миномёты, и лёгкие горные орудия, и даже РГД-7! В расположении эфиопов тоже поднялись султаны взрывов. Грохот канонады усилился, перекрывая все посторонние звуки и заглушая приказы командиров.

Бой перешёл в горячую фазу, но атака повстанцев в итоге захлебнулась. Порыкивая разрывами мин и стрекотнёй автоматных очередей, пущенных наугад, они убрались назад, оставив поле боя за нами. Постепенно выстрелы утихли, и сражение на время закончилось. Лишь горящие танки продолжали полыхать чёрными факелами.

Сразу же для дальнейшей координации своих действий во все концы города побежали посыльные. Я тоже решил поискать генерала и доложить ему о своих успехах и неудачах. Успехи, конечно, были, но весьма слабые, а вот проблем оказалось выше крыши. Но не успел я дойти до штаба, как вновь начался бой, и повстанцы пошли в очередную атаку. И первое, с чего они начали, это стали обстреливать из миномётов позиции обороняющихся.

Примчавшись обратно на батарею, я дал команду открыть огонь. И опять наставлял, показывал, ругал и орал как умалишённый весь остаток дня вплоть до самого вечера. Мина, выстрел, свист улетающего ввысь снаряда, султан разрыва. Мина, выстрел, свист, разрыв. Я только и успевал прикладывать к своим глазам бинокль, удостоверяясь в поражении цели. Чаще наши мины всё ж летели мимо…

К концу дня я почти оглох, а мои лицо и одежда покрылись плотным слоем копоти от пороховой гари. И если на лице это было не сильно заметно, то форма изгваздалась вся.

Уже под вечер один из солдат увлёкся и сунул очередную мину в трубу, хотя предыдущая ещё не успела её покинуть. Грянул мощный и очень близкий взрыв! Осколками насмерть посекло весь миномётный расчёт, а меня накрыло воздушной волной и теми же осколками. Закровоточило сразу в двух местах: в спине и плече. Подхватив нож, я сдёрнул с себя рубаху, чтобы осмотреть раны. Мне в принципе повезло. Один мелкий осколок как узким стилетом насквозь проткнул мясо плеча. И теперь из обеих дырок сквозной раны обильно сочилась кровь. Будет мне на память ещё пара отметин.

А вот второй впился в «спину», а если быть точнее, то в левую ягодицу. Уж повезло, так повезло. Но радоваться этому счастливому обстоятельству было несколько преждевременно. Осколок застрял в ягодице, и кровь из этой раны текла намного сильнее, чем из руки.

Дико ругаясь, я содрал с себя уже насквозь промокшие от крови штаны и, нисколько не стесняясь, обнажил задницу. Сунув в рану острие ножа, я заорал, едва ли не перекрикивая шум боя, и поддел чёртов осколок. Неестественно извернувшись, я с большим трудом извлёк застрявший в моём теле кусок железа, и из раны тут же хлынула ручьём кровь.

Мой походный мешок валялся совсем недалеко от меня, а в нём всегда хранились сразу три кровоостанавливающих средства в виде порошка и повязок. Доковыляв до него, я промыл рану дезинфицирующим раствором и наложил кровоостанавливающую повязку, затянув её на ноге. На плече рану просто засыпал кровоостанавливающим порошком и забыл о ней, как только образовалась корка из крови и порошка.

Полноценно командовать теперь было сложно. К тому же пришлось оказать помощь другим раненым, передвигаясь буквально ползком. Хорошо, что у меня в мешке лежало много всяких эликсиров. Сам я выпил всё необходимое, а другим просто остановил кровь. Выживут — хорошо, не выживут… не судьба, значит. Тут себе бы помочь. Пока я боролся с полученными ранами, батареи почти прекратили стрелять, и бой постепенно утих.

Ни повстанцы, ни мы бой не выиграли. Солдаты были измотаны тяжёлым сражением и не видели никаких перспектив на победу. Когда стемнело, я пошёл на совещание к генералу. Вернее, поковылял, как мог. Мне бы отлежаться… Но эликсиры исправно делали своё дело, и любая собака позавидовала бы тем темпам, которыми на мне заживали раны.

В штабе уже собралась часть полевых командиров, но многие так и не явились. По разным причинам: кого-то убили или ранили, а кто просто не смог прийти, сославшись на чрезвычайную занятость. На меня никто не обратил внимания. Генерал глянул только мельком, даже не заметив моего ранения. Да я его и не афишировал. Так-то ранение в задницу не очень по-геройски выглядит.

Если коротко, то всё совещание свелось к очевидному. Все получили указания драться как львы! Ведь, по словам генерала, все эфиопы — настоящие львы. Ну, и где же ваши гривы?

Выслушав этот бред, я свалил с совещания, узнав всё, что хотел. Правительственные войска понесли ощутимые потери. Имелись даже случаи дезертирства с поля боя. И вообще неудачное сражение сильно подорвало моральный дух эфиопских солдат. И да, завтра бой продолжится снова.

Вернувшись, я полуприлёг у костра, чтобы поужинать. Бойцы, вернее воины племени кунама из местного ополчения, тихо переговаривались, временами поглядывая на меня. Разговаривать с ними мне не хотелось и, поев, я принялся готовить отвар. Когда моё варево свариилось, выпил сам и дал его другим раненым, а разбавленный остаток оставил всем, кто захотел. Отсев от людей, я смотрел на звёзды и чувствовал, как в моём организме бурлит жизненная энергия эликсиров.

Наконец, я почувствовал себя лучше. И когда окончательно стемнело, скинул себя оборванную и окровавленную форму и переоделся в простую серую майку и чёрные шорты. Сунув форму в рюкзак, оставил автомат, взял Стечкин с глушителем и растворился в темноте.

Идти пришлось примерно километров пять. И вот впереди замаячили ночные костры повстанцев. Весьма, кстати, многочисленные. Действительно, численность