Шрифт:
Закладка:
Ваграм уселся в машину, спрятал подарок в бардачок и услышал треньканье телефона — на один из мессенджеров пришло сообщение.
Открыл и обомлел.
«Вот на этой твари ты хочешь жениться, Ваграм?» — писал один из его бизнес-партнеров.
Под сообщением появилось видео.
Ваграм нажал на воспроизведение и почувствовал, как на затылке зашевелились волосы.
Девушка, очень похожая на его Анаит, лежала на кровати, застеленной дешевым клетчатым одеялом. Одета она была совершенно неподобающим образом — в короткие шорты и ничего не скрывающий черный топ. Потом она перевернулась на спину, посмотрела в камеру — тут Ваграм и признал, что это точно Анаит. А после началось все самое гадкое. Девчонка стала раздеваться на камеру! И ладно бы только это, но потом на экране началось такое действо, что даже ему, опытному мужчине, стало неловко.
Это ли невинная девушка? Послушная дочь? Скромная невеста?
К своему стыду, Ваграм тут же возбудился. Но расстроился несоразмерно больше.
Что же получается, он ради нее столько старался, а девка-то замуж негодна! Ну он и дурень, уже мысленно с ней детей настрогал и жил с этой подстилкой долго да счастливо. В мечтах нередко сидел с ней на веранде своего дома в кресле качалке.
Любимая женщина на коленях, ластится к нему, а он целует ее в шею, ласкает, где хочется…
Однако с подстилкой он никакой семьи строить не собирался. Ему нужна была девственница! Иначе разве она сможет родить нормальных, здоровых детей? Разве такая сгодится ему в койку прямо из-под другого мужика?
А кто во всем этом виноват? Конечно же Ашот, заклятый друг.
Подумать только, два года сказками пичкал, раздавал обещания, которые не собирался выполнять. Чуть не подложил под него настоящую шкуру!
А он эту Анаит чуть ли не боготворил, подарками засыпал, телефон дорогущий вручил. Где в этой жизни справедливость? Почему он, во всех отношениях достойнейший мужчина, все время нарывался на всякое говнище? Уж кто-кто, а он заслужил семейное счастье с достойной, девственной женщиной, которая станет его слушаться и почитать. Где его счастье?
Как же сильно он ошибся в Анаит, словами не передать.
Ваграм тут же набрал знакомый номер и принялся кричать в трубку:
— Ашот, ты кого мне пихаешь в жены?! Блудницу! Да на ней пробу ставить негде…
Он еще долго орал на теперь уже бывшего друга и крупного должника. Ваграм не из тех, кто прощает.
* * *
Анаит подскочила с накиданных прямо на бетонный пол коричневых подушек, когда услышала над головой чей-то топот.
Багиш всегда запирал ее в подвале, когда уезжал.
Не слишком большой и холодный даже летом, он был заполнен полками с пустыми банками, наверху висела тусклая лампа, периодически начинавшая мерцать. Единственным «уютным» уголком здесь было место, куда брат принес для Анаит старые деревянные подушки.
«Сиди тут и не реви», — каждый раз увещевал он ее, когда уезжал.
Порой его отлучки длились по полдня, как сегодня.
Анаит ничего не оставалось, кроме как подчиняться. Она не тешила себя надеждами, что сможет справиться со здоровенным Багишем и убежать. Послушно шла в подвал, когда он велел. Тихонько сидела в комнате, когда он был дома.
«Чего ты так упрямишься, крошка? — часто спрашивал ее брат. — Ну сходи ты за этого старикоса замуж, через год разведешься, будешь свободна. Я лично помогу тебе отсудить у него половину имущества. Главное — залети от него».
А ее от таких разговоров лишь тошнило.
Не могла себе представить, как позволила бы дяде Ваграму то, что позволяла Диме. Не сможет она лечь с другим мужчиной, ее скорее вырвет. Она не предаст любимого таким мерзким способом, не станет невестой другого. Что там год? Даже одна ночь в чужих объятиях казалась ей чем-то непостижимым.
Анаит решила так — будет терпеть до конца. Не поддастся давлению, не согласится, сколько бы ее тут ни держали. Не смогут же они вечность прятать ее в глухой деревне, в доме с заколоченными ставнями, верно? Когда-то она доберется до цивилизации и в тот же час сбежит к Диме.
Любимый наверняка ждал ее, волновался.
«Я вернусь к тебе, мой хороший…» — мысленно говорила она с ним.
Верила, что Дима ее дождется, примет обратно. А там уже какая разница, на какой факультет поступать? Она согласна на любой, лишь бы рядом с любимым. Все будет делать по его указке, станет жить его жизнью.
Сколько бы ей ни пришлось ждать, мучиться, она выдержит, она сможет.
Но как же муторно и невыносимо было день ото дня находиться тут…
Особенно нестерпимы были часы, проведенные в подвале. Анаит там бесконечно мерзла, хотя носила джинсы, а Багиш дал ей свою толстовку. Кроме того, она боялась пауков, а их тут было множество.
«Ура, брат вернулся», — возликовала она про себя, прислушиваясь к шагам.
Она дико пугалась, когда он исчезал надолго. Боялась, что оставит ее запертой на день или два.
Анаит уже подошла к лестнице, ожидала, когда в люке сверху появится просвет, а потом и лицо Багиша.
«Привет, крошка, я привез еду», — скажет он.
Однако сегодня в люке появился отец.
— Вылезай! — рявкнул он.
От вопля родителя спина Анаит покрылась мурашками. Он здесь впервые. Интересно, зачем? Пришел поорать?
Нервно сглотнув, Анаит начала выбираться наружу.
Отец поджидал ее в комнате.
— Иди сюда, дрянь такая, ну!
Он показал на стол, накрытый белой клеенкой. Чуть поодаль стояла чашка с кофе, оставленная с утра Багишем. А возле края лежал отцовский серебристый планшет.
Родитель дождался, пока Анаит усядется на место, а потом рявкнул:
— Ну? Смотри же! Изучай, ради кого ты продала свою семью…
Анаит непонимающе уставилась сначала на отца, потом на черный экран планшета. Активировала его и застыла, увидев профиль Димы в одной из популярных соцсетей.
Она отлично знала все его профили, и этот смотрела не раз, не два и не двадцать два. Но раньше галерея не пестрела ее снимками. Присмотрелась и увидела — то были не просто снимки, а фото с голыми частями тела. К ним также прилагалось несколько видео.
Она вскрикнула и закрыла рот рукой, узнав одно из них. То самое, где вначале она была одета в черные шорты и топ. Прекрасно помнила, что они с Димой творили тогда перед камерой.
Но больше всего ее поразил новый статус любимого: «Сучки нужны, чтобы их драть».
— Повеселилась? — раздалось откуда-то сбоку. — Теперь тебя во всем городе