— мы всё идём и идём, минуя комнаты, галереи и переходы, пересекаем «перекрёстки» коридоров, и лишь затем оказываемся в помещениях, принадлежащих кехару.

Та часть дворца, куда меня приводят, располагается под открытым небом. Это огромный сад с нескольким большими беседками и галереями по периметру, по которым курсирует стража. А вот сам сын правителя сидит в одной из беседок, на ворохе подушек, читая толстенный талмуд в кожаной обёртке.

Завидев нас, парнишка нехотя поднимается со своего места и выходит навстречу.

Он молод — лет шестнадцать, не больше. Загорелый, поджарый, жилистый, как и большинство его сородичей. Чёрные волосы собраны в короткий хвост на затылке, нос гордо вздёрнут вверх, на юном лице явно выделяются острые скулы, а вот глаза… глаза сильно отличаются от прочих кочевников. Они ярко-зелёные.

Одет парнишка в простую хлопковую рубаху белого цвета, с завёрнутыми до локтей рукавами, и свободные матерчатые штаны, подпоясанные широким изумрудным кушаком, заколотым дорогой брошью. На поясе — короткие ножны, в которых покоится кинжал с рукоятью, украшенной драгоценными камнями.

И что примечательно — кехару босой.

Я внимательно разглядываю его, и понимаю, что на самом деле он совсем ненамного младше меня… Да, я выгляжу куда старше, да и прошёл через столько, сколько далеко не каждый старик вынесет за жизнь, но…

По возрасту мы с ним практически ровесники.

— Кехару Сейран, — с низким поклоном говорит Вахеро. — Ваш гость прибыл.

— Рад встрече, — произношу я. — Для меня большая честь быть принятым сыном самого владыки моря трав.

Несколько мгновений парнишка разглядывает меня, а затем, щёлкнув пальцами, делает сложный жест — и Вахеро, сделав несколько шагов назад, оставляет нас.

Мы остаёмся один на один с принцем. В его глазах, внимательно изучающих мою фигуру, нет и тени страха. Молодой кехару совершенно не боится человека, подчинившего себе тёмное королевство по соседству с землями степняков.

Скорее, в его взгляде я вижу неподдельный интерес.

— Здравствуй, тёмный колдун, — наконец произносит он. — Расскажешь мне о магии?

Глава 11

— Нахар

Сейран, встретив меня весьма странным вопросом, показывает себя гостеприимным хозяином. Приглашает в свою беседку, предлагает фрукты, мясо, сыр, хлеб — всё, что ест сам. Зовёт слуг, которые тут же накрывают стол, и заводит разговор о магии, а не о политике.

Признаться, я не слишком хорошо разбираюсь в культуре и истории кочевников — знаю лишь то, что мне за короткий срок перед отплытием рассказал Беренгар. Но среди этих сведений есть кое-что, что я хорошо запомнил.

У кочевников есть свои маги — но их всегда было мало. Так мало, что они принадлежат лишь к нескольким влиятельным кланам и, самое главное — к правящей династии. А потому просьба юноши рассказать о колдовстве не кажется мне необычной.

Разумеется, я не выдаю секреты своего мастерства, и не углубляюсь в детали дара Аулэ, рассказанные мне Беренгаром. В течение колокола наша беседа носит, в основном, исторический и очень обобщённый характер.

Хотя, признаюсь — я замечаю, что Сейран интересуется и теорией. Такой, которая может помочь начинающему магу освоить сложное колдовство на уровне имперского Практика, или Магистра. Но, будучи гостем, я конечно же не уточняю, к чему наследнику нахара такие вопросы, и уж тем более не прошу его продемонстрировать что-нибудь.

Ещё оскорблю мальчишку ненароком… Я сам, фактически, старше него всего на год-два, и не являюсь образцом сдержанности и хладнокровия — так что прекрасно представляю, как быстро можно испортить отношения с кочевниками ещё до того, как удастся встретиться с их повелителем.

А допустить этого никак нельзя — поэтому я стараюсь быть «хорошим» гостем.

— Удивительно, что в Ялайском королевстве сменился правитель, — кехару меняет тему, наблюдая за текучими движениями фигуристой служанки, разливающей нам ароматный травяной настой. — Такого не случалось с самого основания вашей страны, я правильно помню?

— Правильно, — киваю я.

— Тем неожиданнее, что такое вообще произошло. Как ты умудрился перехватить власть у последователей Ирандера? Они ведь… как бешеные кобылы!

Кехару обращается ко мне прямо, без заискиваний, без скидки на возраст, ставя себя на равную ступень по положению. И постоянно использует для сравнений странные метафоры кочевников.

Бешеные кобылы, ну надо же…

— Это долгая история, кехару, — у меня нет желания рассказывать юноше правду. — И довольно мрачная. Возможно, я поведаю её позже. Скажу лишь, что удалось это сделать с очень небольшими потерями — и, разумеется, силой.

— Силой… — хмыкает парень. — Ялайцы любят её использовать… Однажды Ирандер попробовал применить силу к нашему народу, ты это знаешь?

Я киваю. Это был основной момент взаимодействия двух соседних государств, на котором заострил внимание Беренгар, когда готовил меня к этому посольству.

— Знаю, кехару. И я здесь в том числе чтобы доказать, что я — не Ирандер. И при моём правлении не произойдёт того, что случилось в прошлом.

— Двести лет назад послы Ирандера говорили точно так же! — горячо заявляет юноша, сверкая своими зелёными глазами. — В то время мы торговали с ялайцами, хотя имперцы предупреждали нас, что тёмный владыка коварен и предаст наше доверие. Мы не послушали, потому что Ирандер щедро платил за наших гауров, и давал нам то, что облегчало кочевую жизнь — устройства, технологии.

— Но затем он захотел ваших коней…

— Именно так, — с важным видом кивает парень. — Мы отказались продавать их. Уверен, у старейшин были свои причины для такого отказа — но это привело к катастрофе. Ирандеру не понравилась наша дерзость, и под покровом ночи часть его армии вероломно напала на наши северные стойбища!

Глаза кехару, пока он рассказывает об этом, горят праведным огнём! Я вижу — он обижен, он зол, он мечтал бы оказаться там и самолично дать отродъям тёмного властелина отпор!

На мгновение у меня перед глазами проносится вереница образов. Огромная луна висит над степью, поросшей высокой травой. Стада прекрасных лошадей. Шатры кочевников. Тускло сверкающая броня бесшумно приближающихся к ним ялайцев. Сражение. Дым. Крики. Боль. Табун прекрасных коней, который уводят на север…

На пару мгновений я прикрываю веки, чтобы отогнать эти видения. Перчатка улавливает стороннее воздействие — я «вижу» сквозь опущенные веки тонкие, светло-зелёные струны, которые «выстреливают» из головы Сейрана и мягко касаются моей ауры.

И тут же понимаю, что эти картины прошлого мне подсовывает не частица Арканума, как было раньше, а кехару, с яростью рассказывающий о переломном моменте в истории его народа!

Любопытно… Раз он передаёт мне эти образы — владеет ментализмом? Но ведь перчатка даже не среагировала на это, не «решила», что такое