– Не знаю, как убедить тебя, – произнёс он в отчаянии. Если её не удастся убедить, её не заставить покинуть остров.

Дядя Джоб сделал Гленнону знак – стоп!

– Не твоя забота убеждать взрослых. Взрослые должны защищать тебя, а не наоборот.

И так же, как Кит и Эверетт меняли облик без зеркальца Гленнона, дядя Джоб тоже изменился. Его человеческий облик исчез – перед ними стояло мокрое полупрозрачное дерево.

26

Гленнон уже такое видел. Это был ужасно. Они с дядей стояли на краю утёса и смотрели, как «Анабет» тонет в бурных водах озера. Вокруг дяди клубился туман, на какое-то мгновение он принял облик дерева с мокрыми узловатыми ветвями.

Гленнон ничего не придумывал. Он всё время был прав. Надо было доверять себе.

Мама охнула. Она прижала ладонь к губам и замерла.

– Ох, – произнесла Ли.

– Этот остров населён призраками, Руби, – голос дяди звучал как треск ветвей в лесу. – Если мы преследуем какой-нибудь дом, мы поселяемся в его стенах и полах; а здесь мы живём на острове. Мы живём благодаря ему. Мы принимаем облик того, чем остров нас убил. Меня убило деревом во время бури.

– Что это? – спросила мама, негромко и гневно. – Что происходит? Это шутка? Скверная шутка!

– Руби, – дядя Джоб протянул к ней руки, – этот остров появляется только тогда, когда ему нужна новая жизнь. Чтобы существовать, он должен поглощать жизни, человеческие жизни. В последние месяцы он стал виден людям и кораблям, которых приманивал. Он стал виден вам. Но очень скоро он исчезнет, и вы исчезнете вместе с ним.

– Не понимаю, – прошептала мама.

– Мы умрём! – закричал Гленнон.

В дверях появилась Ли. Она ненадолго выходила и вернулась с атласом смотрителя Орвелла в руках.

– Этот остров сам призрак. Каждый раз, когда он становится видимым, он немного меняется. Поэтому здесь так много вариантов карты острова Филиппо.

Дядя Джоб взял атлас и раскрыл на середине. Он указал на мелкие цифры на самом верху страницы, которых Гленнон не заметил. 1744.

– Мисс Лейси, библиотекарь, рассказала мне об этой карте. Она скопирована с карты, нарисованной Жаком-Николя Белленом[9]. Это первое изображение острова Филиппо, потому что это был первый случай, когда живой человек смог бежать с острова.

Мама захлопнула атлас и придавила пальцами обложку.

– Остров Филиппо существовал ещё очень задолго до 1744 года. Мне встречался очень потрёпанный призрак, который жил, думаю, в конце семнадцатого века.

Мама повернулась к окну, вглядываясь в темноту.

– Эверетт никогда не был здесь? Вы все так уверены?

– Мы не станем обманывать, – сказала Ли.

– Я знала, что с Эвереттом что-то не так, но не понимала, что, – мама прижала пальцы ко лбу. – Я всегда верю, когда внутренний голос предупреждает об опасности. Но про Эверетта не поверила. Он совсем как Харли.

Гленнон не сразу сообразил, что мама уже говорит о другом человеке. Она говорит не об Эверетте, а о папе.

– Точно как Харли. Почему я не поверила себе? – Мама подошла к дяде Джобу, явно забыв, что Гленон и Ли всё ещё здесь.

– Трудно доверять своему внутреннему голосу. А ещё труднее понять, что делать с тем, о чём он говорит тебе, – сказал дядя.

– Джоб, Харли много раз спрашивал меня, как я смогу выжить без него. Много раз. Потом он злился, если я совершала ошибки, если я ехала не туда. А знаешь, что я думаю каждый раз, когда он спрашивает меня?

Дядя Джоб ждал, опустив руки. Он больше не был в облике призрака. Гленнон взглянул на Ли и увидел, как слёзы текут по её щекам.

– Запросто. Каждый раз, когда он спрашивает, как я смогу выжить без него, я думаю: «Я запросто обойдусь без тебя!» – Маска спокойствия упала с лица мамы, обнажив печаль и боль, от которых у Гленнона всё внутри сжалось. – Но каждый раз, когда он уезжал, я нуждалась в людях, потому что не могу оставаться одна. Я получила твоё письмо и решила, что приехать сюда – единственный возможный вариант. По крайней мере, здесь, с тобой, я буду в безопасности.

Защитить маму, обеспечить её безопасность, помочь ей – этого всегда хотел, но не мог сделать Гленнон. Он не мог защитить её от острова Филиппо. Он не мог защитить её от папы.

Гленнон облизнул губы. Почувствовав солёный вкус, он вытер глаза рукавом куртки.

Дядя Джоб тоже плакал. Беззвучно, без судорожных вздохов и рыданий. Слёзы его казались тёмно-синими, словно из глаз его текли воды озера.

– Если ты настаиваешь, что мы должны уехать, я тебе поверю, – решительно произнесла мама. Её маска спокойствия снова была на своём месте, будто она не знала, как без неё жить. – Хотя все эти рассказы про призраков не вызывают доверия.

Ли словно обмякла. Гленнон тоже почувствовал облегчение.

– Вы должны уехать сегодня, – добавил дядя.

– Сегодня? – мама расстроилась.

– Праздник приближается, – сказал Гленнон.

В дверь громко постучали. Дядя удивлённо поднял бровь. Он направился вниз по лестнице. За дверью стоял смотритель Орвелл. Он держал старинный фонарь.

– Погода меняется, – сказал он.

Гленнон, который всегда внимательно прислушивался к голосам и их изменениям, услышал не смотрителя Орвелла, а тот странный двойной тон, который был в голосе Кита, когда тот стоял на дороге.

Дядя поглядел на небо, рассечённое лучом Грейвинга, и сказал:

– Остров Филиппо предпримет последнюю попытку утопить корабли.

Дядя явно что-то обдумывал. Он оглянулся на родственников, стоявших на лестнице, а потом снова посмотрел на смотрителя Орвелла. – Я должен выполнять свои обязанности.

– Джоб! – закричала мама.

– Прости, – дядя Джоб шагнул в темноту и исчез, ещё продолжая говорить: – Эту работу дал мне остров. Только так я могу сопротивляться тому, чего он от меня хочет.

И Гленнон понял, что, как бы им ни пришлось выбираться с острова Филиппо, им придётся делать это самим.

27

Дядя Джоб шагнул к двери, не взяв ни куртки, ни фонарика.

– Не ходи, – сказал Гленнон ему вслед.

Мама стояла наверху лестницы в выжидательной позе, готовая одновременно бежать, дать отпор, замереть и успокоиться. Она тоже умела слышать голоса – они все умели, – поскольку самые незначительные изменения в голосе папы сулили всем боль и страдания.

Туман скользнул с плеч дяди Джоба. Он повернулся к ним и пристально посмотрел широко раскрытыми глазами. И совершенно чёрными – как та ночь, когда Гленнон проснулся из-за кошмара, прежде чем его глаза привыкли к сумраку, сочившемуся из-под двери в его комнату.

– Не бросай нас,