всемогущ. Он может сделать абсолютно всё, что ему заблагорассудится. Ты считаешь, что Ад на земле невозможен? Еще и как возможен. Убийцы, мародёры, пьяницы, нищета и болезни, жизнь на грани, сумасшествие, одиночество, уныние – это и есть тот самый Ад на земле. Люди, которые совершают такие поступки, неужели они живут в Раю? Бог может сделать жизнь невыносимой для человека, а в добавок сделать его еще и трусом, чтобы он не повесился от такой жизни.

– Мне казалось, что совершить над собой рукоприкладство и есть трусость.

– Ты так считаешь? А ты возьми револьвер и запусти себе пулю в лоб. Хватит смелости у тебя?

– Нет такой необходимости, – Отклонился назад Игнатьев.

– Да если и возникнет такая необходимость, кишка тонка станет. Пойми, самоубийство самоубийству рознь. Мы не говорим о бессмысленном рукоприкладстве. Ради избавления себя от проблем и забот. Да, это грех. Но есть же и исключения, не правда ли? Воин на поле боя, имеющий задание и попавший в окружение не может сдаться в плен. Он подвергнет смерти и себя и сотню своих товарищей. И вот в этот момент и происходит смелый, обдуманный и конечно же оценённый позже поступок. Он лишает себя жизни, спасая её другим.

– Каждый раз Вы мне рассказываете про Бога разные причудливые истории. В толк никак не возьму. Мне иногда начинает казаться, что Вы все это выдумываете.

– Для чего мне выдумывать? – Усмехнулся Арагонов.

– Ну как для чего? Для того, чтобы меня подзадорить. Я вырос в семье, где все верующие и с молитвой на горшок ходили. А тут такое.

– Правильно, с молитвой и жить спокойнее. Только когда ты познаешь Бога, ты будешь не читать молитву, а думать ею. Каждое слово в молитве – это призыв не к Богу, а к себе. Как мне поступить в том или ином случае. Куда идти и где искать истину.

– Всё равно не понимаю, – Махнул рукой Игнатьев.

– Ты не ерепенься, а постарайся просто понять. Когда ты читаешь отче наш, то просишь Бога о хлебе насущном, об оставлении грехов своих. А смысл каждого слова в этой молитве и есть его главные заповеди. «Оставь нам долги наши, как и мы оставляем должникам нашим». Ты просишь его простить тебя, но при этом добавляешь прости меня так как я прощаю других. Значит начни с себя, научись прощать тех, кто обидел тебя, тех, кто сделал что-то паскудное. Как только ты научишься прощать, так и твои грехи отпустят, так как сам ты перестанешь их совершать. Это замкнуты круг.

– Интересно, – Почесал затылок Игнатьев.

– Именно, каждое слово это призыв к тому, чтобы быть ближе к нему.

– Ну а как же смерть?

– А что с ней не так?

– Да всё. Это же смерть. Конец всего и вся.

– Или его начало.

– Вы что, Иван Христофорович, в своем ли уме?

– Смерть есть жизнь. Так как именно понимание того, что ты смертен, наполняет твою жизнь смыслом. Смерть и есть начало всего на свете. Движение. И это два абсолютно не противоречащих друг другу значения. Жизнь есть смерть, а смерть есть жизнь.

– Какая-то чушь, – Истерически выпалил Игнатьев.

– А в чем чушь?

– В том, что смерть есть худшее, о чем мы знаем, вот в чем, а Вы возвышаете её.

– Запомни, еще ни один покойник не рассказал живущим о том, что такое смерть. Мы вольны лишь догадываться о том, что нас ждет после. Я думаю, что сразу после конца всё начнется с начала.

– Простите Иван Христофорович, возможно, но не сегодня, я попробую понять всё то, что Вы мне сказали.

– Не стоит откладывать что-то на потом. Уверовав в Бога, ты станешь свободным человеком. И чем быстрее это произойдет в твоей жизни, тем больше удивительных вещей в ней произойдут. Вам шах и мат. – Закончил Арагонов.

– Не спешит он, – Раздосадовался Игнатьев.

– Я лишь играл с тобой так, как ты играл со мной.

– Как Вы считаете, мне повезло попасть к Вам на службу? – Неожиданно спросил его Игнатьев.

– А ты как сам считаешь? Допустим, я не отрицаю того, что мне это было нужно. Я просил о пополнении. Я знаю, что каждый человек, плохой он или хороший, встречающийся на моём жизненном пути мне необходим. Плохой покажет мне как не надо жить, а хороший научит тому, как жить достойно. Все люди для чего-то нужны друг другу.

– А Вы хороший человек, Иван Христофорович?

– Я не знаю. Для кого-то я, наверное, и плохой. Но не мне об этом судить. Пусть каждый, кто знаком со мной и ответит тебе на этот вопрос.

– Боюсь, что с каждым я попросту не смогу поговорить. Давайте спать.

– Ложись, я еще посижу.

– Не спится?

– Не совсем. Хочу поиграть еще.

– Так я же Вам не компания.

– Не переживай, я сам с собой. Это не менее интересно и увлекательно.

– Все-таки странный Вы человек, Иван Христофорович.

– Естественно. Не странных людей не существует.

6 октября (пятница)

Столичная погода неожиданно встретила гостей теплым ветерком без единой капли дождя.

– Давай-ка мы сначала найдем нам квартиру на эти дни, а то в тот клоповник при жандармерии я возвращаться не хочу, – Предложил Арагонов.

– Где же мы ее найдем?

– Не переживай, сейчас к начальнику станции нагрянем, у него всякого добра полно. На вокзале вечные зазывалы стоят, а он их полицией припугивает, а сам с ними в долю вступает. Он им разрешает потихоньку клиентов забирать, а они ему за это монетой платят. И полицаи местные в доле. Как только увидят новеньких, тут же шороху наводят.

– Я даже не буду спрашивать, откуда Вы это знаете, – Отворачивая вытаращенные глаза, сказал Игнатьев.

Арагонов рассмеялся: – Я в сыске работаю, это часть моей профессии, как в прочем и твоей.

– Ладно, понял.

Начальник станции не долго сопротивлялся. Несмотря на то, что гости не были из столичной полиции, проблем ему они могли доставить немало: – Я тут адресок начеркал, прекрасная квартирка. Две спальни, гостиная, ванная, камин. Рядышком, на Невском и стоит сущие копейки.

– Надеюсь нам скидка будет? – спросил Арагонов.

– Что Вы, господа, какие вопросы? Скажете хозяйке, что по личному моему распоряжению прибыли и все сделает в лучшем виде.

– Прекрасно. За время нашего отсутствия никаких новых деталей не обнаружилось?

– Да откуда, они у меня из рейсов не вылезают. Поговорить то некогда. Да и что они могут еще сказать.

– Мы к этому еще вернемся, – Арагонов выдернул листок с адресом квартиры из рук начальника станции.

Во внутреннем дворе дома, фасадом,