Затем Эодан и Тьёрр стояли на высокой палубе спиной к спине, удерживая экипаж галеры. Высокий светловолосый человек, из какого-то германского племени, бежал к Эодану, высоко подняв длинный меч.

– Я хочу этот меч! – сказал Эодан. Он опустился на колено, держа щит над головой. Германец мечом ударил по щиту. Эодан нанес удар по его ногам, и тот отступил. Эодан встал. Использовать короткий меч невозможно. Германец, хромая, отошел подальше и взмахнул своим большим лезвием. Эодан быстро поднял свой меч и метнул его. Германец сел, держа в себе смерть. Эодан прыгнул веред, схватил длинный меч и вернулся к Тьёрру.

Алан, без щита, подобрал свой молот. Он держал молот в правой руке и со звоном бил им, в его левой руке был короткий римский меч.

– Ха! – взревел он, обернувшись к абордажной доске. – Вы что, никогда не придете? Я должен всю работу делать один?

Его экипаж держался сзади, видя, как звенит сталь вокруг этих двоих и капает в море кровь. Эодан, перекрывая гул боя, крикнул:

– Если мы проиграем этот бой, вы все отправитесь в Рим!

Один из гребцов поднял топор, стиснул зубы и побежал по доске. Остальные устремились за ним. Один Квинт, вооруженный копьем, остался сзади. Когда два бывших раба повернули назад, он улыбнулся и ткнул в них копьем. И только когда все остальные перебрались на борт другого корабля, он пошел за ними.

Эодан, глядя на стену шлемов, увидел лицо молодого человека и подумал: «Клянусь Быком, он только что произвел себя во вторые помощники!»

Линия разделилась, экипаж галеры разбился на несколько групп. Пираты кричали, наступали и отступали, в одном месте прорывали оборону, в другом их теснили. Эодан выводящим из строя ударом свалил противника: хорошо держать в руках оружие, которое он хорошо понимает, – и осмотрел битву. Самое горячее место у мачты.

– Мы должны идти туда, Тьёрр, – сказал он.

– Да.

Алан двинулся за ним. Перед ними щиты и лезвия. Несколько почти обнаженных пиратов кричали и размахивали оружием, но старательно держались за пределами досягаемости.

– За мной, псы! – крикнул им Эодан. Его меч свистел и гремел. Италийский матрос ударил по нему из-за щита. Эодан повернул меч и разрубил его запястье. Острие слишком затупилось, чтобы глубоко вонзиться, но кость хрустнула. Италиец закричал от боли и вышел из линии. Эодан ударил по ногам человека за ним. Этот споткнулся, упал и покатился, спасаясь от преследующего меча. Тьёрр прошел в расширившуюся щель и ударил молотом. Пираты, приободрившись, двинулись за ним. Бой разбился на отдельные поединки.

Тяжело дыша, Эодан забрался на ванты. У плохо вооруженных пиратов больше раненых и убитых, чем у экипажа торгового корабля, но все равно бой идет упорный, потому что ни одна сторона не знает, как обстоят дела. Эодан поднес трубу к губам и затрубил. Он все трубил и трубил, пока битва почти не стихла. Стрела задела его руку, другая ударилась о щит, но он остался на месте и закричал:

– Слушайте меня! Сложите оружие, и вам сохранят жизнь. Вас отпустят без выкупа. Пусть Юпитер или другой бог поразит меня, если я лгу! Слушайте меня!

Спустя какое-то время послышался дрожащий голос:

– Откуда мы знаем, что ты это выполнишь, если мы сдадимся?

– Вы знаете, что иначе вы умрете! – сказал Эодан. – Сложите оружие и живите!

Вернувшись на палубу, он услышал, что битва возобновилась, но неуверенно. Теперь, когда возможно перемирие, ни одна сторона не наседала. Эодан видел, как пират пытается под защитой кнехта перерезать горло раненому. Тот в страхе от него отступал. Эодан сказал:

– Как можно громче брось нож в мой щит и кричи, что сдаешься капитану пиратов.

Тот повиновался, получив вдобавок пинок, чтобы ускорить речь. Мгновение спустя Эодан услышал с другого конца палубы:

– Стой, я сдаюсь!

Это распространилось, как чума. Через несколько минут обезоруженный экипаж мрачно жался под пиками нескольких пиратов.

Эодан снял шлем и вытер покрасневшие руки о плащ павшего. Туника прилипла к нему от пота. И он лишь тупо удивился, что покрывшая его кровь принадлежит не ему. Всего несколько царапин и ушибов. Что ж, Силы, которые отняли у него все, дали эту победу в войне, как плату скупца. Он посмотрел на солнце над реей. Битва продолжалась, вероятно, час. И теперь у него два корабля.

Он прошел по палубе, покрытой телами и ранеными. Раненых больше, их всегда больше, но многие из них умрут от потери крови и воспаления. Неподвижный воздух дрожал от их стонов. Он пересчитал. Кроме него и Тьёрра, здоровы шесть пиратов. Одиннадцать матросов с торгового корабля стоят на ногах, но их капитан храбро покинул этот мир.

– Думаю, это охладит наших парней, – сказал кимвр. – Они не захотят быть пиратами.

– Их число может быстро вырасти, диса, – напомнил ему Тьёрр. – Внизу под палубой не меньше сорока рабов.

– Верно. Что ж, пусть будет так. Если мы сможем попасть в Египет, мне все равно. – Эодан мрачно посмотрел за абордажную доску на меньший корабль. – Меня тошнит от крови. Можешь тут навести порядок?

– Да. Постараюсь не тревожить тебя.

Взгляд рыжего был таким мягким, что Эодан гадал, как много он понимает – конечно, не очень много; Эодан подумал, что душа каждого человека закрыта для других.

Он вернулся на меньшую галеру и перерезал путы Флавия и Деметрия.

– Можете идти посмотреть, – вяло сказал он.

Флавий встал. Он долго смотрел на лицо Эодана.

– Судьба очень плохо поступила, не сделав тебя римлянином, – сказал он наконец и ушел.

Деметрий пошел за ним.

Эодан вздохнул и пошел в каюту. Там стояли Викка и Фрина. Кимврская девушка раскраснелась, грудь ее вздымалась; она подошла к Эодану и взяла за руки.

– Я видела, как с тобой вернулось все наше племя! – воскликнула она.

Эодан через плечо посмотрел на Фрину, которая стояла в дверях.

– Я начинаю понимать, что ты имела в виду, – сказал он с кривой улыбкой. – Это не более несправедливо, чем любая другая война.

– Хочешь умыться? – спросила гречанка.

Он кивнул.

– Да, и еще поспать.

Викка прошла мимо, лицо у нее было обиженное и недоумевающее. Фрина принесла губку и ведро с соленой водой. Эодан вытерся и лег на один из матрацев. Сон обрушился на него, как удар…

Проснулся он неожиданно. Свет лампы ударил в глаза. Стало прохладней, и корабль покачивался. Эодан услышал пение и топот, но отдаленный.