Я смотрела, как он неспешно идет к своему месту, владея собой в полной мере, и решила (читайте – отчаянно надеялась), что создаю проблему на пустом месте. Может, на меня так подействовали треволнения и неуверенность?

Потому что я-то ночью не стену возводила, а рухнула на кровать и разревелась, едва уехал врач. Нет, я не любительница театральных эффектов, то были слезы безумной душевной усталости. Спать едва по шесть часов и работать остальные восемнадцать – кто угодно всплакнет при таком режиме.

Мне нравился этот человек. Очень нравился. Больше, чем кто-либо когда-либо. Про себя я уже выделяла его из всех, потому что наши регулярные коротенькие эпизоды общения наедине придавали мне сил. У меня словно крылья вырастали, ей-богу. Не помню, когда в последний раз кто-нибудь действовал на меня подобным образом. Джетро стал мне аккумулятором для сердца и ума, и я не готова была этого лишиться. Лишиться Джетро.

– Прости, я немного опоздал, – сказал он, садясь за руль с привычной ловкостью мужчины, много времени посвящающего физическому труду. – По-моему, за мной увязались двое учителей старшей школы, которые вчера были в ресторане. Пришлось избавляться от хвоста, – засмеялся он, причем совершенно искренне.

Все это – и непринужденный юмор, и шутка насчет необходимости удирать от соседей с утра пораньше – больше любых физических сигналов ощущалось как гвозди, забиваемые в гроб наших неначавшихся отношений.

Я смотрела на профиль Джетро, когда он завел мотор. Я еще ни слова не сказала с момента встречи и понимала, что веду себя странно, но мне было все равно.

Джетро кашлянул, взглянул на меня, тут же отвел глаза и кивнул на подставку для стаканов:

– Ты все забываешь кружку в моей машине. Я заехал к Дейзи и наполнил ее кофе. А еще, гм, взял для тебя пончик.

Я взглянула на свою дорожную термокружку с Китти и коробочку рядом с ней.

– Спасибо, – выдавила я, расстроенная собой, Джетро и ситуацией.

– Не за что, – нахмурился он.

Несколько минут и миль мы ехали в молчании. Я мелкими глотками пила кофе, но не дотронулась до пончика. Уставившись на крышку кружки, я решила упиваться жалостью к себе минимум до вечера. А может, и до Хэллоуина. А там облачусь в костюм сексуального Иа-Иа и попрошу кого-нибудь прицепить мне хвост.

Я – законченная ослица. Я должна была ему все сказать с самого начала.

Джетро, остановившись на красный свет, поглядел на пончик и на меня:

– Ты разве не любишь пончиков?

– Не так я себе представляла знакомство с пончиками Дейзи.

В его голосе слышалась улыбка, когда он переспросил:

– И как же ты планировала знакомиться с пончиками Дейзи?

Я понуро пожала плечами и выдала в ответ поток сознания:

– Ну, я представляла, как буду есть первый пончик с тобой, но чтобы и ты не остался без сладкого. Может, я бы немного вымазала губу кремом или клубничным джемом, и ты бы мне подсказал, и я бы вытерла губы салфеткой, но мне не удалось бы дочиста вытереться. И тогда ты приподнимаешь мое лицо ладонями – камера берет крупный план, – как будто желая стереть следы большим пальцем, но вместо этого наклоняешься и слизываешь каплю джема языком.

Когда я закончила описывать свою фантазию, в машине наступило тяжелое молчание, лишь тихо пощелкивал поворотник. Пауза стала напряженной. Значительной. Неконтролируемой.

И я нарушила молчание:

– Извини, я иногда думаю кадрами из фильма.

Джетро снова кашлянул и повернул влево. Я с опаской поглядела на него: он наливался яростью, глядя на дорогу так, будто она испортила его лучшие ковбойские сапоги.

– Сиенна, по-моему, нам нужно поговорить.

– Согласна.

Джетро шумно втянул воздух, но я заговорила, не дав ему сказать и слова:

– Извини, что не объяснила, кто я такая, с самого начала. Когда на дороге ты меня не узнал, это было… так… удивительно приятно. Побыть просто Сиенной – ну, или Сарой, а не Сиенной Диас. Для меня настоящая редкость встретить человека, который не считает, что сто лет знаком со мной в доску… Мне настолько понравилось это ощущение, и ты… Хотя, конечно, это не может служить мне оправданием. Извини.

– Ничего, – ободряюще улыбнулся он. – Я не в претензии. Вчерашний вечер, конечно, открыл мне глаза, но я знаю, что такое желание стать другим человеком, чтобы о тебе не судили по твоему прошлому. Я тебя понимаю, твой поступок вполне объясним.

Звучавшее в его голосе искреннее участие доказывало, что Джетро действительно меня понимает. Он улыбнулся шире, и мой желудок исполнил одно из своих фирменных сальто в честь рейнджера Джетро.

– Ты мне тоже сразу понравилась.

Но… Я задержала дыхание, ожидая рокового «но». Когда я уже надеялась, что оно не прозвучит, Джетро продолжал:

– Но у тебя насыщенная жизнь, и я не хочу отнимать твое и без того дорогое время.

– Понятно, – выдохнула я, чувствуя себя опустошенной и отвергнутой.

Я уставилась на крышку кружки.

Кто-то где-то, видимо, читал заклинания вуду, пронзая сердце моему вольту: я испытывала такую боль, что не могла вздохнуть.

До этой секунды я не подозревала, как сильно мне нравится рейнджер Джетро. А теперь он решил, что я не стою такого гемор… головной боли, и мягко со мной расстается.

– Поэтому, может, останемся друзьями? Или, если хочешь, просто знакомыми? – тон Джетро был таким легким, нетребовательным и великодушным, что мне захотелось дать ему пощечину. Я хотела спросить, как и почему я стала ему настолько безразличной, если все его прежнее поведение недвусмысленно указывало, что он ко мне глубоко неравнодушен.

– Друзьями или знакомыми, – повторила я, пробуя оба слова на вкус и чуть не сплюнув от отвращения.

– Я не против тебя подвозить, поскольку нам по дороге, но я пойму, если ты захочешь ездить одна или подключить кого-то из твоих охранников.

Значит, он уже и подвозить меня не хочет? Но эти короткие встречи – это же наше, сокровенное, такое до глубины сердца наше все! Это история нашего знакомства!

Я вдруг почувствовала себя потерянной.

Черт, мне снова захотелось плакать.

Но только не под взглядом рейнджера Джетро.

Я отвернулась к окну, оперлась локтем на дверцу и уткнулась подбородком в ладонь.

– Да, конечно, это справедливо. Без проблем, я попрошу Дейва.

Джетро долго молчал и наконец произнес:

– Ну, значит, договорились.

Я кивнула, не оборачиваясь от окна.

Это было последнее, что мы сказали друг другу.