Шрифт:
Закладка:
Когда Гопкинс спросил Сталина о статусе императора, советский вождь ответил, что сам Хирохито является марионеткой в чужих руках, но «было бы лучше упразднить институт императора», потому что в будущем место Хирохито может занять «энергичная и решительная фигура», которая доставит неприятности. Позиция Сталина насчет безоговорочной капитуляции произвела на Гопкинса такое сильное впечатление, что он написал Трумэну: «Сталин совершенно ясно дал понять, что Советский Союз хочет добиться безоговорочной капитуляции и всего, что с этим связано. Однако он считает, что, если мы будем упорствовать с безоговорочной капитуляцией, япошки не сдадутся и нам придется разгромить их, как немцев».
Сталин был заинтересован в полном уничтожении военного потенциала Японии. Однако требование о безоговорочной капитуляции также было удобным способом затянуть войну. Кроме того, он предложил обсудить «зону ведения боевых действий и оккупационные зоны в Японии». Гопкинс телеграфировал Трумэну: «Маршал [Сталин] предполагает, что Россия будет участвовать в фактической оккупации Японии, и хочет заключить соглашение с нами и англичанами о демаркации оккупационных зон»[116]. Гопкинс предложил советскому вождю обсудить с Трумэном конкретные предложения по капитуляции Японии и демаркации оккупационных зон на предстоящей встрече «Большой тройки». Этот важный момент до сих пор упускался историками из виду. Именно Гопкинс выдвинул идею совместного американосоветского ультиматума Японии. Сталин ожидал, что данный вопрос будет включен в повестку предстоящей Потсдамской конференции. Скорее всего, именно после разговора с Гопкинсом Сталин поручил своим советникам по внешней политике составить черновик этого ультиматума[117].
На этой встрече были затронуты и другие вопросы, касавшиеся войны на Дальнем Востоке. По поводу Китая Сталин заявил, что Советский Союз не собирается посягать на Маньчжурию и какие-либо другие китайские территории. Как Гопкинс докладывал в Вашингтон, «Сталин не верил, что лидеры китайских коммунистов настолько хороши и окажутся в состоянии добиться объединения Китая». Что касается Кореи, то Сталин охотно согласился с международной опекой при участии четырех держав[118].
Та часть переговоров Гопкинса со Сталиным, которая была посвящена Тихоокеанской войне, завершилась большим успехом для американской стороны. После того как Гопкинс отбыл в Лондон, Гарриман телеграфировал Трумэну:
Мне кажется, что визит Гарри был более успешным, чем я надеялся. Хотя у нас по-прежнему есть и будет в дальнейшем много нерешенных проблем в отношениях с советским правительством, я считаю, этот визит создал существенно более благоприятную атмосферу для вашей встречи со Сталиным[119].
Сталин готовится к войне с Японией
Подготовка Советского Союза к войне с Японией происходила в три этапа. Сначала в Генеральном штабе был разработан план операций, в котором путем сложных расчетов было определено необходимое количество войск и военной техники, а также были отобраны лучшие воинские части и командиры. Для того чтобы координировать боевые действия трех фронтов на огромной территории площадью 1,5 млн кв. километров (три Франции) и осуществлять совместные операции с участием армии, Тихоокеанского флота и авиации, Генеральный штаб принял решение создать Главное командование советских войск на Дальнем Востоке, которое возглавил маршал Василевский; начальником штаба был назначен генерал-полковник С. П. Иванов. На втором этапе надо было переправить все эти войска на Дальний Восток. Последний этап предполагал проведение боевых действий в соответствии с разработанным планом [Иванов 1986: 69–70].
К марту 1945 года первый этап подготовки к войне – планирование – был завершен. В апреле начались отправки военной техники, но масштабная переброска войск последовала только в мае, после победы над Германией. Ставкой Верховного Главнокомандования было принято решение переправить с европейского театра военных действий на Дальний Восток наиболее подготовленные воинские части и лучших штабных офицеров; тщательно выбирались именно те части, чей опыт боевых действий лучше всего подходил для проведения дальневосточных операций. Так, 39-я и 5-я армии, которые воевали у защищенного мощными укреплениями Кёнигсберга, должны были штурмовать укрепленный район в Восточной Маньчжурии, а 6-й гвардейской танковой армии и 53-й армии, которые преодолели Карпаты, предстояло атаковать хребет Большой Хинган в Западной Маньчжурии [Захаров 1960: 5].
Транспортировка миллиона с лишним человек – боевых и инженерных частей, штабов, танков, артиллерии и прочей военной техники на расстояние от 9 до 12 тысяч километров на восток менее чем за 4 месяца представляла собой грандиозную логистическую задачу, блистательно решенную советским командованием. И все это было сделано с использованием всего лишь одной железнодорожной линии и по большей части в ночное время, чтобы скрыть подготовку к войне от японцев. В этой операции было задействовано 136 тысяч вагонов, и в период максимальной нагрузки, в июне и июле, по Транссибу ежедневно курсировали от 20 до 30 поездов; все это намного превосходило самые пессимистичные оценки японской разведки. В результате Верховное Главнокомандование удвоило численность советских войск на Дальнем Востоке с 40 до 80 с лишним дивизий. В то же самое время численность Квантунской армии существенно уменьшилась. К апрелю из Маньчжурии в Японию были переброшены для защиты внутренних территорий 16 дивизий. Благодаря разведданным Ультра, полученным при перехвате японских сообщений, США обладали детальной информацией о перемещениях японских войск и передавали эти сведения Советскому Союзу [Glantz 1983: 1–2; Василевский 1975: 559–560; Drea 1984: 67].
Казалось, все идет по плану Сталина. Пока с невероятной скоростью шла подготовка к войне с Японией, ему удалось добиться от США обещания соблюдать Ялтинское соглашение. Также он удостоверился в том, что у Москвы с Вашингтоном имеется взаимопонимание по поводу безоговорочной капитуляции Японии, и даже вынудил США согласиться на то, чтобы на предстоящей встрече «Большой тройки» обсудить и составить адресованный Японии совместный ультиматум. Пока что все шло хорошо, но Сталина крайне беспокоил один очень важный вопрос: как долго еще будет идти эта война? По его замыслу, война должна была продлиться достаточно долго для того, чтобы СССР успел принять в ней участие. В связи с этим Сталин опасался двух вещей. Во-первых, с учетом жесткой позиции, занятой Трумэном, он не был уверен в том, что американо-советским отношениям суждено долго оставаться дружескими. Он понимал, что американцы будут поддерживать вступление СССР в Тихоокеанскую войну до тех пор, пока будут считать, что это поможет им добиться капитуляции Японии. Однако Сталин опасался, что как