Значит, на завтрак – по нашим понятиям обед – вчерашний кулеш. Хлеб девочки испекут. Хотя, пожалуй, свежий хлеб оставим на вечер, а на обед сделаю гренки из старого, уже превратившегося в сухарь. С сыром и чесноком. Дома бы сделала намазку, но пока я не придумаю, из чего и как отжать масло, о майонезе можно и не мечтать. Настрогать сыр я попросила Фила, без грубой физической силы с этим не справиться. А сама подхватила корзинку и отправилась на луг.

Трава вымахала мне по пояс, и ступать приходилось аккуратно, чтобы не подвернуть ногу на кочке или провалившись в нору. Правда, едва оглядевшись, я позабыла обо всем на свете, кроме очередного знакомого растения. Сколько же всего тут было полезного! А если бы я разбиралась в травах по-настоящему, не так как сейчас, нахватавшись по верхам, наверняка нашла бы куда больше.

Я не жадничала, наполняя корзинку: дома покажу все травы Бланш, когда она в следующий раз отправится за кормом для кроликов, наберет и для людей, про запас. А я пока лишь осматривалась, продвигаясь к лесу. Впрочем, крапивы, которой заросла опушка, грех не прихватить побольше. На щи. Еще бы сметаны… А почему нет? Сметана – это ведь заквашенные сливки. Надо только купить или выменять в деревне ведро молока. И, кажется, в списке моих грандиозных планов появилась корова. Я рассмеялась сама над собой. Хорошо, корова подождет до лучших времен, а крапивы я нарвала почти полную корзину: вдвое сложенный подол оказался достаточно толстым, чтобы защитить от ожогов. Потом углядела под деревьями листики земляники…

Я так увлеклась, что забыла обо всем на свете. И когда за спиной хрустнула ветка, обернулась, подпрыгнув.

Генри, сын деревенского корчемщика. Они с Евой не были приятелями, просто в деревне все знают всех. Год или два Ева была влюблена в него той полудетской любовью, когда достаточно лишь взглядов да грез. Просто однажды на мессе увидела, какой он стал взрослый и красивый, и обмерла. Потом прошло.

В самом деле ладный парень, хотя и не в моем вкусе: слишком массивный. Но Евин отец был крупнее, так что немудрено, что Генри ей глянулся.

– Здравствуй, – улыбнувшись, он шагнул ближе. Я отодвинулась – не люблю, когда надо мной нависают не слишком хорошо знакомые люди. – Что делаешь?

Сильней чем «что делаешь» меня раздражает только «ты где», спрошенное по телефону. Разве не видно, что именно я делаю?

– Примус починяю, – огрызнулась я. Невесть почему хотелось побыстрее отделаться от парня. Наверное, раздражало его настойчивое стремление подобраться ближе.

– А? – лицо Генри приобрело глуповатое выражение.

– Траву собираю. – Я подпихнула оставшуюся на земле корзинку ногой. – Кроликам.

– Давай помогу донести.

– Спасибо, она не тяжелая.

– Я помогу. – Но вместо корзинки он потянулся ко мне.

– Она не тяжелая, – повторила я, снова пятясь. – У тебя, наверное, много дел, Генри.

– Нет. Я к тебе приходил.

Это что-то новенькое. За все время знакомства они с Евой и парой слов не перекинулись.

– Хотел спросить у твоего брата, не будет ли он против, если мой отец пришлет завтра сватов.

Мало мне забот, еще и женишок сыскался! И с чего бы вдруг? Генри – примерно ровесник Альбина, жених завидный и будет женихаться еще пару лет. Может позволить себе неторопливо перебирать невест. Я же… Мне так и не попалось здесь ни одного зеркала, но среди деревенских Ева слыла дурнушкой: худая, бледная. То, что я разглядела, выглядело обычным по моим меркам: не толстая, но и кости не торчат. Однако деревенские девушки на праздники надевали по несколько пар шерстяных чулок, чтобы ноги были «как столбы», и на фоне сестер того же Генри или дочери мельника я, наверное, в самом деле казалась худышкой. Так зачем я ему? Деньги? Опять же, невеста нужна не абы какая, а с хорошим приданым, а Ева о своем помалкивала.

Он снова придвинулся ко мне, я в который раз попятилась и едва не свалилась, споткнувшись о корень. Генри подхватил меня под руку.

– Ну так-то уж явно радоваться не стоит, – ухмыльнулся он. – Успеешь еще упасть.

Что? Ты на что намекаешь, похабник!.. Я дернулась, но выдернуть локоть не вышло.

– Филипп сказал, что ты еще слишком молода для брака. Но я увидел тебя на лугу и решил, что ты сможешь его переубедить.

А оно мне надо – переубеждать? Сейчас мне женихи не интересны ни даром, ни с доплатой. Только в это никто не поверит, тем более, когда такой парень сватается. Любовь? Не смешите. Сам не кривой-косой, семья небедная, старший сын, унаследует дело…

Дело! Вот в чем причина. Не приданое Евы нужно Генри, сам или с подачи папеньки убирает возможных конкурентов. Да, трактир принадлежит Филу, но он еще несовершеннолетний, мой муж станет опекуном младших вместо пропавшей мачехи и волен будет делать с трактиром что угодно. Хоть по камешку раскатать. Конечно, у Фила есть родственники более близкие, чем муж сводной сестры, но едва ли дядя, который живет в Берхеме, согласится перебраться в деревню. Значит, если он не откажется от опекунства, младшим придется переезжать город и… опять же, делай с трактиром что хочешь, я возразить не смогу.

Почему всякие пакости вечно ходят косяками?

– Я не пойду против воли брата. – Я снова попыталась высвободить локоть и снова безуспешно. – Ты завидный жених, Генри, найдешь невесту лучше.

– Мне не нужно лучше, мне нужна ты. – Он притянул меня ближе, обнимая за талию. – Соглашайся по-хорошему. Масло будешь каждый день есть, на перине спать…

Интересно, все местные парни страдают хватательной болезнью в особо тяжелой форме, или только мне на таких везет?

– Отпусти. – Потребовала я.

– Не отпущу, пока мы вместе не вернемся к твоему брату и ты не скажешь, что должна за меня выйти.

– Когда это я тебе задолжать успела?!

– Сейчас. Или соглашаешься добром, или придется за меня пойти, потому что никто другой порченую девку не возьмет, а я уж позабочусь, чтобы все об этом узнали. – Его рука переместилась мне на бедро, больно ущипнув. – Хотя, пожалуй, не стоит оставлять тебе возможность передумать.

Глава 20

– Так что лучше не трепыхайся. – Его рука выпустила мой локоть только для того, чтобы обхватить меня поперек туловища. – Будешь ласковой – самой же легче будет.

– Да я с тобой ласковой не буду, даже если ты останешься единственным мужиком на земле!

В