В церкви свечи восковые, воск дорог, потому что пчел держат в ульях из выдолбленных бревен, и чтобы добыть мед или воск, приходится разрушать гнездо, неизбежно теряя и рой. Сможем ли мы соорудить что-то подобное ульям моего времени? У деда была пасека, пару раз я ему помогала пристраивать вощину на рамки, но об устройстве самого улья знала лишь, что там эти рамки есть. Если получится, у нас будет прекрасный луговой и лесной мед… Если Фил сможет привыкнуть ко мне и не прогонит.

– И Еве бы в голову не пришло спросить, как скрепить договор магией. Мне бы тоже не пришло, хорошо хоть гости не оскорбились.

Он снова замолчал, я тоже молчала, не зная что сказать. Эта спокойная покорность судьбе настолько не походила на привычный мне образ мыслей, что все время против воли хотелось ждать подвоха. Вот сейчас Фил решит, что я все-таки демон… в смысле бес или ведьма какая-нибудь и попробует проверить… чем тут проверяют ведьм? Каленым железом?

Глава 19

– Говоришь, Гильем нас обманул? – все так же задумчиво произнес Фил.

– Я почти в этом уверена.

Он кивнул.

– Ты хотела отправить нас с девочками в город, чтобы самой заниматься трактиром?

– Нет. Я в самом деле хочу, чтобы вы были в безопасности.

– Почему? Если ты – не она и утверждаешь, что все это не воля Господа?

– Потому что Ева очень любила вас и умерла, пытаясь спасти вас всех.

А я теперь живу в ее теле вместо того, чтобы тоже умереть.

– Кто ее убил? Альбин?

– Нет. Он в самом деле ее не тронул. Ее убили волнение и вина. Не выдержала мыслей о том, что намеревается согрешить.

Не объяснять же про врожденную аневризму. Фил был прав: Ева действительно не прожила бы долго, рано или поздно ослабленная стенка сосуда бы все равно лопнула, убив ее.

– Я уверен, Господь простил ей грешные помыслы, раз послал тебя. А безопасность… Разве не все мы умрем когда-нибудь?

– Это же не повод сигать с обрыва вниз головой.

– Да и где может быть безопасней, чем с посланником божьим?

Я застонала.

– Фил, я не умею творить чудеса.

– Конечно, – кивнул он. – Я и не жду их, чудеса может творить лишь сам Господь. Довольно и подсказок. Я бы не додумался обратиться к наемникам, а цена оказалась не такой уж заоблачной.

На самом деле цена заоблачная, и я до сих пор не понимаю, в чем подвох. Но не уверена, стоит ли говорить об этом остальным

– Все же неисповедимы пути его. – Фил очень грустно улыбнулся. – Можно, я по-прежнему буду называть тебя сестрой? Ты так на нее похожа.

– Сочту за честь.

– Тогда… помолишься со мной за упокой ее души?

– Конечно.

Он опустился на колени, я не слишком ловко повторила его действия, успев удивиться про себя – неужели парень, выросший в трактире, знает латынь? Но все же этот мир отличался от нашего: Фил молился на английском, хоть и видно было, что слова молитвы затвержены так прочно, что он повторяет их не вдумываясь. Так же, как повторяла их сейчас я, пользуясь памятью Евы. Где бы она ни была, спасибо ей за то, что любила свою семью, и те платили ей ответной любовью. Было бы куда хуже, если бы мне пришлось сражаться еще и с ними.

Фил поднялся с колен, протянул мне руку.

– Пойдем. Поздно уже, спать пора.

Я думала, что не усну долго: тюфяк, брошенный поверх большого ларя и набитый соломой – не самое удобное ложе, да и мысли крутились в голове бешеной белкой в колесе. Но стоило лишь свернуться калачиком, положив ладонь под щеку, как глаза закрылись сами, а тревожные мысли отогнал сон. Все-таки физическая усталость – лучшее снотворное.

Проснулась я в кромешной тьме и какой-то миг не могла понять, где я и что со мной. Неужели прошедший день был просто затянувшимся кошмаром? Но руки нащупали грубую дерюгу тюфяка, соломинка, продырявив холстину, кольнула бок, возвращая меня в реальность. Не сон. Захотелось ткнуться носом в подушку и всласть пореветь, жалея себя, но и этого удовольствия я оказалась лишена: подушки у меня не было. Пришлось вставать и заниматься делом.

Пригладив волосы и нащупав платье, которое я оставляла на краю ларя, я кое-как оделась и все так же на ощупь выбралась в трактирный зал. Здесь тьма не была кромешной – светились угли, оставленные с вечера в очаге. Я запалила от них полуобугленную ветошку, которую использовали в качестве трута, зажгла свечу. Выгребла из очага золу, оставив угли. Притащив дров, снова развела огонь и поставила греться воду. Колодезная вода, конечно, бодрит, но все же не стоит впадать в крайности. Да и остальным с утра кипяток понадобится.

Пока грелась вода, я вышла во двор, собрала и просеяла золу из тех костров, что разводила вчера, благо вечер и ночь были безветренными. Если я намереваюсь продолжать свои свечные эксперименты, щелока понадобится много, а гости вчера использовали целый горшок. Может, даже придется вываривать щелок, не дожидаясь, пока сам настоится.

Во двор выбралась Бланш, то и дело зевая, выпустила из курятника кур, чтобы кормились сами, собрала в корзинку яйца.

– Дюжина сегодня, хорошо. – Она снова зевнула. – На завтрак вчерашняя похлебка? Хлеб заканчивается, я сейчас смелю овес, свежий поставим?

– Да, спасибо.

Придется снова замешивать на пивных дрожжах, благо, мы как раз вчера слили и процедили пиво, в перебродившем сусле их достаточно. Закваску на ржаной муке я поставила вчера, но готова она будет только через неделю. Дело, в общем, нехитрое, нужно лишь терпение. Но чем бы заменить печь?

Оставив эту мысль до лучших времен, я зачерпнула из котла теплой воды и, наконец-то привела себя в порядок. Фил уже тоже проснулся, ни словом ни жестом не дав понять, будто помнит о вчерашнем разговоре, ушел на задний двор рубить дрова. Джулия взялась за ведра, чтобы натаскать воды. Две бочки стояли в обеденном зале: одна у стола, где готовили, вторая у лестницы, чтобы постояльцы могли принести себе воду для омовения в кувшине. И еще одна – в той комнатушке, которую я использовала в качестве мыльни. Я отобрала у сестры ведра – мала еще такую тяжесть таскать – и отправила ее помочь