Тая, немного уставшая, потирала руки и, кутаясь в подбитое мехом пальто, вяло улыбнулась:

— Ладно, Лёш, ты был прав. Я и правда устала. Мне нужно немного поспать, хотя бы пару часов…

— Вот и правильно. Иди отдыхай, — кивнул я. — Ты сегодня отлично поработала. Завтра твоя помощь тоже может понадобиться, так что набирайся сил.

— Хорошо. Но если понадоблюсь, сразу будите!

— Непременно.

Конечно, я не собирался тревожить сестру. Вряд ли теперь случится что-то такое, что понадобится и она. Уже весь город на ушах.

Шедшая рядом Ида тепло подхватила:

— Вы умница, Татьяна. Я поражена вашим талантом к магии. Я бы в столь юном возрасте не справилась с такими сложными заклинаниями.

Таня, слегка порозовев от похвалы, замахала рукой:

— Ой, бросьте, Ида Феликсовна, вы мне льстите. Это же простые связки…

— Ничуть, — улыбнулась Юсупова, поправляя воротник шубки. — Я говорю то, что вижу. Связки — простые. Но вот поддерживать стабильность структуры так долго — это уже сложная задача, с которой справится не каждый. Впрочем, я не удивлена. У вас сильная кровь, Татьяна. Уверена, вы получите Алмаз по итогу прохождения своих Испытаний. Быть может, даже Черный…

— Ой, скажете тоже…

Но Таня благодарно кивнула и поспешила вверх по лестнице, едва переставляя ноги от усталости. Я проводил её взглядом, а затем, подхватив Иду под локоть, направился прямиком в кабинет отца.

Но когда мы вышли в большую гостиную, перед нами развернулась весьма нетривиальная картина.

— Это ваши гости? — шепнула Ида.

— Полагаю, инициатива моей матушки.

На диванах, в креслах и даже на ковре перед камином устроились женщины с маленькими детьми. Кто-то качал младенцев, другие вполголоса пели колыбельные, а слеги, двигаясь на цыпочках, разносили всем горячий чай.

Все «публичные» залы теперь были заполнены людьми, завернутыми в одеяла — детьми, матерями, бабушками. Женщины выглядели немного растерянно, словно не могли поверить, что им, обычным горожанкам, предоставили приют в столь роскошном месте.

Матушка, как всегда, была с ними приветлива, но её прямая осанка и привычная строгость только добавляли напряжения в их и так растерянные взгляды.

Одна из женщин робко подошла к матушке и сказала:

— Ваша светлость, простите, что тревожим вас… Мы благодарны… но нам так неловко… Мы понимаем, что не место здесь таким, как мы…

— Вы здесь потому, что я так решила, — ответила княгиня, но затем её голос смягчился. — Ваши дети должны быть в тепле, и это главное. А остальное меня не волнует.

— Спасибо, ваша светлость…

Женщина растерянно поклонилась, отступив к другим горожанкам, и шёпот благодарности прошёлся по комнате.

Я встретился взглядом с матушкой, и мы обменялись кивками.

— Как у вас дела? — спросил я, когда мы подошли.

— Слава богу, у нас есть дополнительное топливо для генераторов. На несколько лампочек и электроприборов хватит. Хотя, конечно, стараемся экономить. Что на площади?

— Не хватает только блинов да чучела — и будут почти что масленичные гуляния, — улыбнулась Ида. — Люди успокоились, многие просто приходят за свечами или горячей едой и возвращаются спать к себе. Ночь пройдет спокойно, благо еще и гвардейцы помогают.

Матушку удовлетворил такой ответ.

— Еды всем хватает?

Я кивнул.

— С едой проблем нет. А вот теплые одеяла не помешали бы. Может, кто-нибудь подвезет.

— А может скоро дадут свет, — отозвалась матушка.

Мы оставили ее присматривать за гостями, а сами пошли дальше в кабинет отца.

Там уже привычно пахло бумагой, табаком и свежесваренным кофе. На столе лежали карты района и несколько выписок из городских служб. Виктор говорил по телефону, нахмурившись, но, увидев нас с Идой, коротко махнул рукой в знак приветствия и завершил разговор.

— Есть новости? — спросил я, усадив спутницу в кресло.

Виктор вздохнул:

— Частично восстановили подачу электричества. Но это временная мера. Пока подключили только больницы, школы и объекты первой необходимости. Остальные… — он пожал плечами. — Будут ждать. Говорят, ещё минимум шесть часов до полноценной подачи. И это не точно.

— Хорошо, что хотя бы так, — вмешалась Ида, стянув перчатки. — Значит, у служб есть план, и они его выполняют. Надеюсь, к утру всё наладится.

Отец покачал головой:

— Я бы не был столь оптимистичен. Устранить повреждения полностью не удастся и за сутки. Сгорела центральная районная станция. На полное восстановление уйдёт несколько дней или даже недель. Конечно, они перебросят резервы, но станут экономить. Полдня подача, полдня — отключение…

— Но это уже что-то, — отозвался Виктор. — И это возвращает нас к еще одной насущной проблеме. Нужно что-то решать по поводу бала.

Отец снял очки и устало потер глаза. В кабинете горела лишь одна тусклая лампа, и от такого скудного света казалось, что на его лице пролегли глубокие морщины.

— Пока нечего решать, Виктор, — сказал светлейший князь.

Брат покачал головой.

— Вы и правда считаете, что его стоит отменять? Столько сил и средств вложено в подготовку, разосланы приглашения… Люди готовили костюмы — тоже весьма недешёвые, к слову… У нас будут проблемы, если мы отменим праздник.

Я удивленно вскинул брови:

— Праздник? Какой к черту праздник, когда весь район мерзнет, а люди идут километр за плошкой супа? Это пир во время чумы, Виктор. Мы должны хотя бы дождаться утра. Если ситуация улучшится, тогда можно будет думать о мероприятии.

Отец задумчиво кивнул. Ида нервно теребила перчатки.

— Алексей прав, — сказал князь. — Люди не поймут, если мы сейчас станем веселиться, когда они в беде. Да и, давайте будем честны, нам самим этот праздник встанет поперек горла.

— Но финансовые потери…

— Не столь катастрофичны относительно потерь репутационных, — отрезал отец. — Да, мы организовали помощь и многим помогли в первые часы, но этого недостаточно. Люди должны видеть, что мы все в одной лодке и беда пришла ко всем. От нас этого ждут.

Брат не нашел, что возразить.

— Давайте подождём новостей хотя бы до девяти утра, — предложил я. — Станет понятнее.

— Но все равно нужно продумать, что делать, даже если подачу частично восстановят, — сказал Виктор. — Проблема в том, что наш особняк — не стандартная квартира в доходном доме. Нам не хватит этих объемов