Когда нам стало легче, отец наконец спросил.

— Как она сейчас?

— Состояние стабильно, но пока что она без сознания. — мягко ответил доктор. — Вы можете ехать домой. Я позвоню вам, когда она проснется.

— К ней нельзя? — спросила я.

Врач покачал головой.

— В этом нет смысла. Она не поймет, что вы рядом.

Мы снова замолчали, анализируя всю информацию, спустя минуту врач встал, пожал руку моему отцу, кивнул мне и ушел. Мы ушли еще спустя пять минут напряженного молчания.

Август.

Я продолжал стоять над телом Гаррета. Лес вновь окутала тишина, но она казалась иной — словно сама природа осуждала меня за то, что я сделал. Я стоял неподвижно, глядя на безжизненное тело Гаррета, чувствуя, как отголоски его эмоций растворяются во мне. Его ненависть теперь была частью меня, его страх и отчаяние — горьким шлейфом, который я никогда не смогу смыть.

Все таки собравшись с чувствами, я осмотрел тело, снял кольцо с его пальца и закинул Гаррета на плечо. Выходя из деревни, я скинул тело в реку, где его быстро подхватило течение, унося его дальше от города. Интересно какую легенду придумает для него Гандерс.

Благодаря достаточному количеству выпитой сегодня крови, раны быстро затянулись, а ко мне вернулся полный спектр моих способностей. Эту мощь я не чувствовал уже слишком давно, из-за чего не сразу вспомнил, что могу перемещаться гораздо быстрее, чем обычно. Но я не торопился домой. Хотел дать Ленор фору, чтобы она собрала вещи без моего присутствия, без страха.

Остановился посреди леса и щелкнул пальцами.

Еще секунду назад я стоял босиком в снегу, а сейчас оставлял мокрые следы на ковре в кабинете мэра.

Он сидел за столом, поедая жареную курицу и запивая апельсиновым соком. Когда он увидел меня, то подавился куском мяса. Прокашлялся, запил, после чего начал разговор.

— Ты так больше не делай. — сказал он, еще тяжело дыша. — Что вообще с твоим внешним видом?

Я посмотрел на себя в зеркало рядом. Да, внешний вид был мягко говоря не для приема у мэра. Пальто, рубашка, брюки — все было похоже на висящие лоскуты. Пальто было особенно жалко. Оно служило мне верой и правдой очень много лет. В волосах запутались ветки, сухие листья, они были мокрыми и грязными. Ботинок просто не было.

Но сам внешний вид меня мало волновал. Я подошел к Гандерсу и положил ему на стол кольцо. Он посмотрел на него, потом в недоверием поднял глаза на меня.

— Гаррет?

Я кивнул.

— Ну и что было? — мэр откинулся на спинку кресла, готовясь к моему отчету.

Я рассказал все. Рассказал про черный пикап, которые был зарегистрирован на компанию, проводящую донорские акции, о том, как похитили Ленор, как Гаррет показал свое лицо, о том, как я продолжил срочный поиск в заброшенной деревне инквизиторов, рассказал о происхождении и мотивах правой руки мэра, рассказал, как покончил с последним инквизитором.

Мэр Гандерс долго молчал, сверля меня взглядом. Его обычно мягкие черты лица окаменели, губы сжались в тонкую линию. Он с силой сжал подлокотники кресла, будто стараясь удержать себя от гнева.

— Значит, это была его работа, — наконец проговорил он, едва сдерживая раздражение. — Гаррет. Все это время он был под моим носом.

— Да, — коротко ответил я, глядя на кольцо, которое теперь лежало между нами.

Мэр резко поднялся из кресла и начал мерить кабинет шагами. Он не был человеком, которого легко вывести из себя, но сейчас он был на грани.

— Ты понимаешь, чем это грозит? — резко спросил он, обернувшись ко мне. — Если станет известно, что моя правая рука причастна к похищениям и убийствам, это уничтожит не только его репутацию, но и мою.

— Гаррет мертв, — спокойно напомнил я. — Его тело никто не найдет.

— А его сообщники? Те, кто работал на него? Те, кто знал о нем? — Гандерс снова повысил голос. — Ты думаешь, они просто растворятся в воздухе?

— Сообщники ничего не скажут, — холодно ответил я, встречая его взгляд. — Они боялись Гаррета больше смерти. А теперь они будут бояться меня.

Мэр замер, оценивая мои слова. Его дыхание постепенно выравнивалось, а взгляд смягчился.

— И что ты предлагаешь? — спросил он, присаживаясь обратно в кресло.

— Уничтожить любые связи, которые могут привести к мэрии, — начал я. — Включая компанию, на которую был зарегистрирован пикап. Это ваше дело. Моё — убедиться, что остальные инквизиторы либо исчезнут, либо начнут молиться, чтобы я их не нашел.

Гандерс задумчиво потер подбородок.

— А что с той девушкой? — наконец спросил он, пристально глядя на меня.

Мой взгляд на мгновение дрогнул, но я быстро взял себя в руки.

— Она и ее семья в порядке, — сказал я, стараясь говорить уверенно. — Это конец их истории.

— А ты? — спросил он, прищурившись. — Это конец твоей?

Я почувствовал, как закипает гнев, но сдержался.

— Нет, — ответил я тихо. — Пока я жив, я всегда найду тех, кто прячется за тенями.

Мэр кивнул, хотя в его взгляде читалось сомнение.

— Что ж, — наконец сказал он, поднимаясь. — Ты сделал свое дело. Теперь моя очередь.

Он взял кольцо со стола и убрал его в ящик стола.

— Иди. Отдохни. Ты выглядишь так, будто пережил войну.

Я не ответил. Просто развернулся и шагнул в тень кабинета. Через мгновение я снова стоял в своем опустевшем доме.

Ленор действительно ушла. Ее запах еще витал в воздухе, но вещей не было. Я вошел на кухню. Там на столе лежала записка: “Ты был прав. Прости, я действительно не могу довериться хищнику. Прощай, Август”. Скомкав записку в руке, я поджег ее. Пепел разлетелся, растворяясь в воздухе.

Ленор.

Прошла неделя с тех пор, как Сара оказалась в больнице.

Утром я проснулась от шума на улице. Выбежала на улицу, накинув по пути халат. Отец что-то мастерил у входа в дом, приколачивая доски к ступеням.

— Пап? — я насторожилась. — Что ты делаешь?

Он не смотрел на меня. Судя по выражению лица, он не получал особого удовольствия от того, что делал, но работал точно со знанием дела.

— Сара скоро вернется домой, а у нас ничего не готово. — сказал отец.

— Ты что, пытаешься пандус построить?

— А на что еще это похоже? — он явно был недоволен появлению инвалида в нашей семье, поэтому пытался заглушить свои страхи делом.

— Ты уверен, что не хочешь вызвать рабочих? они сделают все гораздо быстрее и… — следующее слово я сказала себе под нос, надеясь, что отец не услышит — надежнее.

Он проигнорировал мои слова. Лишь взял