Думала я, разумеется, об Экхарте. И совершенно не могла понять мотивов его поступков и слов. Иногда мне казалось, что единственная его цель — задеть меня побольнее, поиздеваться, отомстить за обидевшие его слова. Он как будто дразнил меня: приманивал, а потом отвешивал болезненный щелбан. На тебе исследования — но они так и останутся простыми чертежами, не нравится — тогда сделай то, чего боишься больше всего; хочешь флирта — пожалуйста, но знай свое место. Но что-то протестовало у меня внутри, когда я думала так. Может быть, мне просто не хотелось в это верить, а может, дело было в другом. Он сделал мне очень больно, когда заставил вспомнить о гибели Джейсона, но хотел ли он отомстить мне или же… помочь? Он заставляет меня сразиться со своим страхом — но я же сама говорила о том, что мечтаю летать… Он сказал мне, что с ним у меня шансов не много… вот только шансов на что и почему?

Что-то такое Джинни упоминала о драконах… Что-то, что мне жизненно необходимо было знать.

Я еле дождалась, когда замученная переживаниями подруга проснется и буквально с линейкой и циркулем наперевес пристала к ней с расспросами.

— Помнишь, ты говорила, что для драконов любовь — как для нас болезнь и что им не каждая хм… дама подходит. Расскажи, пожалуйста, вопрос жизни и… совсем хрущевенькой такой жизни, а?

Джин, не ожидавшая от утра и меня такой активности и подставы, сдалась практически без боя. Еще бы, подозреваю, что выглядела я в этот момент не менее двинутой, чем мой безбашенный коллега.

— Знаешь сказки про драконье очарование? Якобы драконы могут любую девицу к себе расположить и приворожить?

Я с умным видом покивала: а кто не знает?

— Так вот, это не сказки. Они, и правда, могут. Что-то с эмоционально-магическим фоном у них такое… — Джин выписала рукой затейливый знак. — Только в обычной жизни они этот фон блокируют, потому что для людей это вредно, для женщин во всяком случае. Последние очень сильно на него реагируют и, если находятся под его влиянием достаточно долго, начинают вести себя как одержимые или как больные… вплоть до распада личности.

— Звучит как детская страшилка, — нахмурилась я. — Зачем драконам-то это надо?

— Им и не надо, — вздохнула соседка, — но они не всегда могут это контролировать. Во время физической близости контроль слетает, а если дракон еще и влюблен, то совсем пиши пропало. Поэтому любовь у них почти как проклятье: какое уж тут счастье, если от твоей любви близкого человека корежит и единственная помощь, которую ты можешь ему оказать — держаться подальше, а лучше и вовсе уйти?

Слов у мне не было. Ни единого. Я только смотрела на подругу и растерянно хлопала глазами.

— Иногда встречаются люди с невосприимчивостью к их фону… как я, например. Тогда драконы могут с ними нормальную семью построить. Илиу девушки среди предков драконы имеются — тогда там тоже есть варианты… — продолжала подруга не слишком радостным тоном. Строить семью с драконом ей явно не хотелось.

Мне же такие перспективы и вовсе не светили: драконов в предках у меня не водилось, а восприимчивость… Будь я как Джинни, вокруг меня уже крутилась бы пара чешуйчатых женихов. Вот же хрущ! Не то, чтобы я так уж к этому стремилась, но, оказалось, знать даже в теории, что тебе не на что рассчитывать — очень и очень неприятно.

«Больше шансов… больше шансов..» крутилось в голове. Нет, я должна у него спросить.

Я схватила первую попавшуюся тетрадь, выдрала из нее лист и чертежным грифелем вывела: «Когда вы говорили, что там у меня больше шансов, вы что имели ввиду?» и засунула свое послание в почтовый артефакт. И пусть только попробует спросить, о чем это я говорю…

Сама же вернулась к чертежу со странной звенящий тишиной в голове и тревожным колоколом в груди.

Ответ пришел довольно скоро — кажется, Алирийский тоже не привык разлеживаться утром в кровати. А может, и вовсе не ложился, кто его знает. Я в два счета открыла шкатулку и только хмыкнула, увидев крайне лаконичный ответ: «Взаимность, Ли». Ну ага, конечно…

Кто бы объяснил мне самой, откуда вдруг взялась во мне эта странная уверенность? Зато с нею вместе пришел ответ на один из волнующих меня вопросов. Я, уже почти не торопясь, взялась за грифель и более старательно вывела под его посланием новое: «Опять врете. Я подумала над вашим предложением по поводу испытаний и согласна его принять. Но у меня тоже есть одно условие…»

Что, съел? Не уступки, а предложение, так-то…

«Восхитительная наглость. Я весь внимание»

Я вдруг ощутила такую легкость, будто я радужный мыльный пузырь, подхваченный ветром. Вот так с вами и надо, правда? Легко, искристо, с улыбкой… Хотя бы внешне. Так, чтобы хотелось смеяться; так, чтобы мы оба хотя бы ненадолго поверили в эту невесомость и безмятежность.

«Вы поможете мне вернуться в небо. Я не найду наставника лучше».

Я закрыла крышку артефакта и принялась ждать, от нетерпения крутя в пальцах грифель. К тому моменту, когда кристалл на шкатулке замигал, из одного их стало уже три, а ладони мои были не чище, чем у трубочиста.

«Послезавтра, в восемь вечера у рамки перехода».

Я издала такой торжествующий вопль, что Джинни едва не уронила чашку.

Ай да я! Осталось только понять, на что я только что подписалась.

За два дня я успела многое. Во-первых я вдрызг разругалась с Эйком. Этот двинутый энтузиаст, оказывается, за моей спиной пригласил двух знакомых воздушников — даже не инженеров: один, по-моему, боевик, а другой вообще не знаю кто, — и вместе с ними провел испытание модели. Без меня!

«Они, конечно, те еще остолопы, но потоки вместе держат неплохо», — объявил этот горе-испытатель в свое оправдание.

Я бушевала, я неистовствовала! Я схватила первый попавшийся мне под руку предмет — им оказалась метла — и гонялась за этим тихушником вокруг стола.

«Жулька, не буянь! — выкрикивал Эйк. — Или у тебя между ушей контакты перемкнуло? Ты поглянь конструкцию — это ж романс. Все работает как часики. Ну хочешь, навесим на Лапулю твой артефакт? — добавил он из-под стола со слегка виноватым видом.

Я тут же сменила гнев на милость: чтобы Эйк сам предлагал мне такое?

— Два! — заявила нахально, — вылезай!

И