понимаю, и упорно терпели, оскалив острые зубы. Вот потому и я ходил кругами — от бессилия. Неприятное чувство. Слишком неприятное, особенно от того, что страдают подчиненные, которые мне доверились. Я-то сам ладно, себя не жалко, а вот они?

Мельком задумался о том, как выглядят те, против кого столб на самом деле рассчитан. Волчья голова — это и у них такая же? Или просто символ? Насколько помнится, в подземелье все убитые были человекоподобными, просто дико заросшие шерстью. Ну так и какого черта оно тогда действует на моих? По генетике? По, хер его знает, какой-нибудь «концепции»? С этим нужно разобраться.

А еще — вынудить Кронекера состряпать защиту. И плевать мне, что опыта у него может и не быть. Сделает. Никуда не денется.

Время же потихоньку шло. Вот пара минут, вот третья кончилась и пошла половина четвертой. Я ведь не шутил. Пять минут — и взорвем эту херобору защитную.

И на закате пятой минуты наконец-то показались лейтенант со старостой. Последний еще и паренька какого-то за собой тащил, Кронекер же на ходу листал свою книгу и делал пометки.

— Разобрались? — рыкнул я.

— Вот сын чародея сгинувшего, пусть ему все хорошо будет в… — начал староста.

Но его перебил Кронекер:

— Мало времени, лейтенант, мало времени чтобы нормально вникнуть! Есть идейка, но давай ты дашь мне еще…

— Выкладывай! — перебил уже я.

— Есть идейка, как обойти блокировку по родственности быстро. Сам пацан ничего не знает, но знаю я, и если использовать его кровь как шунт, нанеся на основание столба…

— Вытаскивай свои приблуды. Сейчас нанесем.

Быстрым и четким шагом я подошел к старосте и парню. Схватил последнего за руку, выдернул из хватки старика — и поволок по земле к столбу, промеж двух стоящих на страже волчиц. На них я сейчас не смотрел. Не до этого было. Перед глазами стояла цель, и весь мой разум работал на ее достижение.

Притащил парня. Он едва встать успел, вопя чего-то, как я уже руку его вывернул. Кровь? Будет кровь, сколько понадобится. Вот и применение ножу для выживания, который мирно дремал в моем берце.

Сам не заметил, как выдернул. Зато перепуганное лицо паренька заметил, широко раскрытые зрачки и легшие поверх грязи струйки слез.

Разрез. Наискосок, по кисти, хорошо заточенным острием. Паренек закричал еще сильнее и забился, пытаясь вырвать руку, отчего красная жидкость пошла еще лучше — и, полностью отдавая себе отчет в происходящем, я прижал его вскрытую кисть к столбу и стал размазывать кровь прямо по грубой, неровной древесной коре. Надавливая, чтобы получше выходило.

А затем отбросил парня как сгоревшую спичку.

— Размазал. Действуй, — сказал я Кронекеру, затем заговорил в гарнитуру: — Таша, пусть кто-нибудь его перевяжет.

Лейтенант прошмыгнул мимо меня с распахнутой книгой и глиняным идолом, принялся за работу. Одна из рядовых подошла к пареньку, утирая сопли. Без лишних церемоний прижала к земле, достала из разгрузки одноразовый перевязочный пакет и стала заматывать руку. Белым бинт продержался недолго.

А я тяжелым взглядом уставился на возмущенного, прямо-таки разъяренного старосту. Только чего он сделает-то, а? Тем более, что ради своих волчиц я готов и всю эту засранную деревушку перерезать. Только пока не нужно.

Я ведь за дипломатический подход.

Глава 10

И все же, несмотря на все возмущение, староста не проронил ни слова. Кривился, открывал-закрывал рот, но молчал, глядя то на меня, то на паренька, то на измазанный кровью защитный столб.

А чего он скажет-то? Да ничего, вот и молчит. Может, правда, дело в том, что окровавленный нож еще оставался у меня в руке… Но это дело исправимое. Присел я, обтер о траву и землю, сунул обратно в берец. Поднялся, оглянулся на Кронекера.

Тот задумчиво тыкал идолом в побуревшую кору дерева. Еще чего-то шептал, но, как обычно, ничего не понять — да и слишком далеко. Плевать. Больше волновало, сработает или нет. Хотел его подогнать, но умом понимал, что смысла в этом нет.

Так что — ждать. Еще минуту-другую, прежде чем терпение лопнет, и я прикажу взорвать к чертям этот сраный столб.

— Готово. Вроде бы, — неуверенно сказал лейтенант.

Я взглянул на волчью голову, зажатую между кошачьей и бычьей. Глаза все так же светились красным — но слабее. Тусклее. И продолжали неторопливо тускнеть с каждой секундой.

— Похоже, херовину вырубили, — сообщил я по радио. — Доложите самочувствие.

— Это Холли. Подтверждаю, эффект спадает.

— Астер, стало лучше.

Ну а Таша могла доложить сама — но этого и не требовалось, на самом деле. Своими глазами видел, как девчатам становилось легче. Сморщенные носики возвращались в прежнее положение, никаких больше ручейков из соплей, только глаза оставались налитыми кровью. И слезы пропали.

— Спасибо, сэр, — негромко сказала Таша. — Это были не слишком-то приятные минуты.

— Больше не повторится. В случае чего, эти их защитные приблуды будут целью номер один.

И у меня на душе посветлело. Сразу как-то и настроение улучшилось, повеселее стало. Тем более что, вон, мальчишка с перевязанной рукой доковылял до старосты и прятался теперь за его спиной — значит, жив и здоров. Ничего, перетерпит, отъестся.

— Второй и третий взвод, займите оборону вокруг деревни. Никого не впускать, никого не выпускать. Окружение потенциально враждебное, так что ушки на макушке. И роботов к нам отправьте, чтобы под ногами там не мешались.

Вот и все. Кризис миновал. Теперь можно было заняться другими вещами. Довольно скучными и неинтересными, но тут уж куда деваться, работа такая.

— Кронекер, — сказал я. — Есть чего по твоему направлению изучать, или пустышка?

— У парня в доме есть несколько томиков, плюс всякое барахло. К завтрашнему дню, наверно, разгребу. Ну и с местными поболтать тоже надо.

— Занимайся, — я смахнул пот с носа. — Я разузнаю у старосты окружающую обстановку, там наметим, куда дальше. Только не расслабляйся — мы сейчас у местных точно не в почете.

— Твоими руками, Добровольский.

Моим-то моими. Да и плевать. Не чувствовал я никакой вины перед пацаном, перед старостой, да и вообще всеми остальными. Вот перед девчатами… Было кое-что, да. Виноват, полез на рожон и пришлось им терпеть. Надо действовать осторожнее, а не бросаться вперед сломя голову — и, как командир, виноват только я.

А теперь — разговор. Я хотел вытянуть из старосты