Шрифт:
Закладка:
Я вылезла в окно и с некоторой опаской побрела мимо олив, преодолела спуск, подъём, и вот я уже подходила к одинокому буку на холме. Стук рождался прямо за ним, там что-то происходило. Я принялась ступать ещё медленнее, осторожнее, точно шла по минному полю. Постепенно на другом склоне из-за мощного ствола дерева моему взору открылось большое, вытянутое, завёрнутое в простыни и перевязанное верёвками что-то. Рядом была вырыта яма. В яме Валентина орудовала киркой.
Я еле смогла выдавить из себя:
– Что вы делаете?
Она выглядела неважно: без макияжа, волосы убраны, но кое-где выбивались и неряшливо торчали в стороны. Она прервалась на пару секунд, чтобы поднять ко мне лицо, серое, внезапно постаревшее, и, мельком улыбаясь, произнести:
– А, здравствуйте, дорогая.
Мой взгляд боязливо вернулся к завёрнутому в простыни.
– Что это?
– Сами знаете, – уже не отвлекаясь от кирки, сказала синьора.
– Нет, не знаю… Уверена, что не знаю…
– На вас не похоже, вы всегда в курсе своих дел.
– Что произошло?
– Вы мне скажите.
– Я проснулась на вашем балконе… Ничего не помню… Ничего…
– Не бойтесь, я вас ни в чём не упрекну. Как ваша крёстная, я обязана вас оберегать.
Я перешла в неуверенную атаку:
– А где ж вы были, когда я решила напиться? Чем таким важным были заняты?
– Стало быть, вы помните, как напились?
– Помню! Всё помню. Вам не удастся снова сделать из меня дуру!
– В таком случае позвольте мне сэкономить силы на этом бессмысленном разговоре и завершить начатое, – она взяла лопату и стала выгребать рыхлую землю из ямы.
– Нет, не позволю! – я перешла на нервный шёпот со свистящими гласными. – Объясните… объясните мне, наконец…
– Ох, ну что вам объяснить? – разогнувшись, раздражённо вскрикнула Валентина. – Объяснить, как интеллигентная дама потеряла рассудок, встретив мужчину вдвое её моложе? Как пыталась она купить его, а он ей отказал, потому что был преисполнен чести? Как после этого предложила ему позировать, ибо ближе к нему ей было не подойти? Как ждала она месяцы, прежде чем подвернулся удачный случай, когда ему резко понадобились деньги на шкатулку?
– Стойте, стойте… погодите… – тихо качала я головой, закрыв глаза. – Вы что, сказали ему, что я уезжаю?
Её зелёные глаза сверкнули, как у кошки.
– Упомянула. Вы же не осудите меня за правду?
Я чувствовала, как дрожали мои веки, как тряслись руки, как чесались они придушить эту тварь, рывшую землю. Пьетро – я убила его, случайно, по ошибке… Меня отравил яд этой змеи…
– О… – слетел с моих губ слабый стон, мне не верилось в то, в чём я неожиданно разобралась с пугающей простотой. – Вы… вы же манипулировали мной с первого дня. Вы же всё подстроили. Пригласили меня в гости только ради одного этого… – моя речь шла медленно, слова растягивались, будто под гипнозом. – Вы осознаёте, что вы – ненормальная?
– В чём моя ненормальность, дорогая? В том, что я уподобилась вам? – злобно парировала Валентина. – Куда делся ваш цинизм?
– Я уже совсем другая…
– Ну-ну, только не рассказывайте эту ерунду женщине, прожившей полвека, милая. Стать другой означает набраться мудрости. Вчера вам её не хватило, чтобы понять – Пьетро целиком и полностью принадлежал вам. Если бы вы не поспешили, то увидели бы, как, прежде чем слезть с меня и взять деньги с комода, он с отвращением плюнул мне в лицо…
Её губы тронула улыбка, полная мечтательных воспоминаний.
– Хотя моё мнение – вы не достойны его. Любовь жила в его генах с рождения. Вам же досталось распутство родителей, чем вы весьма гордились, с порога демонстрируя фанаберию, дёшево рассуждая о коротком счастье шлюхи… Всё это вас ждёт, милая, всё это – у вас впереди! А что оставалось бы мне? Продолжать писать Пьетро. Продолжать гореть и тлеть, постепенно разрушая свой созданный годами внутренний мир…
Странно, я перестала дрожать к тому моменту. Наверное, потому что уже ясно представляла, с кем имею дело.
– Да вы же дьявол, – произнесла я обречённо.
Она спокойно ответила:
– Нет, не я, моя милая. Дьявол сидит у вас на плече. Он велел вам напиться зелья, взять горшок и проломить череп Пьетро.
Никогда не слышала слов столь жестоких, какие складывали ту последнюю фразу.
Валентина вернулась к рытью могилы. Я обессиленно села. Ничего не оставалось, кроме как наблюдать происходящий ужас. Весь организм затрясло заново. Солнце уже выглянуло, раскидало лучи в стороны. Глазам постепенно открывалась правда. Я думаю, Пьетро уходил ночевать к себе, чтобы не ночевать под одной крышей с сатаной, а утром, вероятно, не находил себе места, прежде чем отправился заработать денег. Моя ошибка – среди миллиона прочих – в том, что я выбрала неудачный момент вернуться с поисков…
Могила была готова. Крёстная, хотя и вымоталась – пот заливал ей лицо, и одежда на ней промокла насквозь, – не просила меня помочь с телом. Её сухие жилистые руки с длинными костистыми пальцами всё сделали сами. Руки, похожие на голые ветви, тянущиеся из преисподней.
До чего она постарела. Точно кончился её контракт с дьяволом, он сделал её молодой только на момент соития с Пьетро. Теперь ей расплачиваться до конца своих дней, но уже в шкуре одинокой старухи. Страшно и то, что она ни о чём не жалела.
Всё кончилось. Земля проглотила Пьетро. Мы возвращались молча, крёстная тянула за собой лопату с киркой, и нас сопровождало монотонное дребезжание железа по гравию. Солнечный шар толкал нас в слабые спины жаркими своими руками. Я не могла понять, что делать дальше.
Валентина закинула инструменты в сарай и облегчённо вздохнула после тяжкой работы. Я смотрела на неё, она устало, но дружелюбно мне улыбнулась.
– Ваши вещи готовы, дорогая. Я сложила их и сделала вам сандвичи в дорогу.
Я по-прежнему стояла не двигаясь.
– Когда вы всё успеваете…
– Если хотите, сварим кофе. – Она глянула на наручные часы. – Нино подъедет с минуты на минуту.
Но не успела я сказать что-нибудь в ответ, как над долиной тихо зашумел мотор.
– Я звонила ему вчера вечером, просила отвезти вас на станцию. Предвидела, что к утру буду валиться с ног. Надеюсь, вы не против.
Мне не хотелось кофе и
